– Империи не создаются по воле одного человека, мессир, даже если этот человек – вы, – спокойно продолжал Делайни. – Такого не было никогда. Нужно желание многих людей, нужна их совместная воля. Считайте, что Латион просто ещё не готов к тому, чтобы стать империей. Не в этот раз.
А ведь этот Делайни ему даже нравился! Слишком давно никто не пытался говорить с великим магом на равных. Что ж, возможно, так оно и должно быть. В конце концов, всё в этом мире когда-нибудь приходит к логическому завершению. Глядя в глаза собеседнику, Каладиус видел в них решимость и ум. И он понимал, что этот человек вполне готов управлять королевством и его непутёвым королём.
– Знаете, что я думаю, милорд? – внезапно улыбнулся великий маг. – Я думаю, что из вас получится отличный первый министр.
Изумление на лице Делайни было настолько комичным, что Каладиус расхохотался. Он хохотал от души, потому что внезапно почувствовал такое облегчение, будто с него сняли груз, который непосильной ношей висел на шее много лет. Странно, но именно сейчас великий маг чувствовал себя более живым, чем когда бы то ни было в последние десятилетия.
Эпилог. Затишье во время бури
Каладиус сидел, прислонясь спиной к шершавому боку громадного красноватого валуна, и глядел на пустыню, расстилавшуюся перед ним. Солнце плавило сейчас обратную сторону этой небольшой скалы, так что великий маг находился в тени, но по ощущениям он был в пекле. Пеклом дышала растрескавшаяся, окаменевшая земля, пеклом дышали белёсые, словно выгоревшие на солнце небеса.
Несмотря на это, Каладиус не скинул своих просторных чёрных одежд, хотя они сейчас прилипли к телу от пота. Полное безветрие царило в этом царстве вечного жара, лишь воздух сотрясался из-за восходящих от раскалённой земли потоков. Солнце клонилось к западу, постепенно окрашивая пустыню в причудливые сиреневые тона, но пока что жара не спадала ни на йоту. Каладиус знал, что пройдёт всего несколько часов, и жесточайший холод будет терзать эти самые камни.
Он испытал всё это в полной мере в течение тех месяцев, пока ему приходилось ночевать в небольшой пещере, полной гномов. Удивительно, но несмотря на то, что гномы целыми днями работали, не покладая рук, при этом используя воду только для утоления жажды, от них совсем не пахло потом. Хотя, вполне возможно, великий маг просто не ощущал уже этого запаха. Скорее всего, и от него самого несло, как от последнего бродяги.
Сегодняшний день, возможно, станет его последним днём на поверхности. Дворец ещё не был полностью готов, но Траббон заверил, что внутри уже всё готово для того, чтобы принять хозяина. Главные жилые залы были вычищены до блеска баининами и меблированы. Поэтому эту ночь Каладиус хотел провести уже внизу, у себя.
Гномы показали себя непревзойдёнными мастерами и знатоками своего дела. Они безошибочно определили место, где на глубине более ста футов проходила водоносная жила, поящая несколько оазисов в некотором удалении отсюда. Также они отыскали этот великолепный кратер, являющийся естественной защитой от пустынных ветров, а также случайных глаз. И всего за каких-нибудь пять-шесть месяцев они соорудили чудо.
Конечно, сами гномы с явно ложной скромностью фыркали и говорили, что в сравнении с Дак-Анбуром вырытый ими дворец был скорее ямой для нужника, но при этом глаза их блестели настоящей гордостью, тем более, что всё это великолепие было создано руками всего двух с половиной десятков работников.
Гномы мало преуспели в боевой или прочих видах магии, но в том, что касалось горных работ, их волшба не знала себе равных. Тысяча людей, работая вдвое больше времени, вряд ли сумели создать нечто хоть приблизительно похожее на новый дворец Каладиуса. Его размеры просто потрясали – он располагался на глубине около ста пятидесяти футов, точнее, здесь находился его верхний ярус, поскольку дальше он опускался ещё на три яруса вниз, подобно постепенно сужающейся воронке. Диаметр верхнего яруса был около четырёхсот футов, диаметр нижнего – порядка двухсот. Всё это было грамотно и удобно разбито на множество залов и комнат.
Для лишней породы гномы использовали весьма интересное заклинание, которое превращало песчаник в мелкую пыль. Очевидно, часть веществ, составлявших камень, при этом то ли испарялась, то ли ещё каким-либо образом исчезала, поскольку от кучи камней весом около сотни стоунов
46 оставалась кучка пыли, похожей на пепел, которая весила уже не больше пяти стоунов, так что любой из этих силачей мог засыпать её в большое железное ведро и вынести на поверхность, даже не запыхавшись. Также гномы использовали похожую магию и для пробивания проходов. Не говоря уж о том, что их кирки и заступы были зачарованы и выплавлены явно не из простого железа.
Каладиус с удовольствием наблюдал за гномами. Кажется, это были единственные разумные существа на всей Паэтте, которые чётко знали своё предназначение. На их фоне и люди, и лирры выглядели мятущимися бездельниками или растерянными детишками.
Познания гномов и их мастерство восхищали великого мага. Они сумели так вырыть полость для дворца, чтобы подземная река, слегка изгибаясь, проходила над значительной его частью, являясь не только источником пресной воды, но и естественным охладителем, так что Каладиусу позднее нужно было тратить значительно меньше сил на поддержание климата.
Не говоря уж о том, что дворец был просто напичкан мангилом. Гномы знали толк в рунах, поэтому пол, стены, и даже потолки многих залов были покрыты ими, начертанными измельчённым в пудру магическим металлом. Они были почти не видны, но отлично выполняли свои функции. Какие-то служили для магической защиты, какие-то – для фокусирования возмущения, давая Каладиусу, по сути, неисчерпаемые запасы силы, которые можно было быстро пополнять.
Особые руны, выполненные по рисункам самого великого мага, были нанесены в нескольких ключевых местах, давая хозяину возможность почти мгновенно перемещаться между этими точками, тратя минимум энергии. Также по особой просьбе Каладиуса в центральном холле было сделано ложное окно – ниша, закрытая слюдой, внутри которой были созданы особо мощные и изощрённые фокусы возмущения, которые позволяли словно поймать в ловушку само волшебство. Система была столь хитрой, что однажды воспроизведённая манипуляция оказывалась заперта в этой нише, почти бесконечно отражаясь от рунных зеркал.
Каладиус потратил на это «окно» едва ли не столько же мангила, сколько и на весь остальной дворец, зато теперь он мог создать там иллюзию, которая поможет ему даже находясь глубоко под землёй, не ощущать этого. Он мог воссоздать там любой вид – хоть панораму Латиона, хоть побережье океана, хоть бескрайние сады Пунта. Более того, отражающая система была столь совершенна, что иллюзия могла держаться несколько десятков дней, прежде чем основополагающие законы бытия начинали брать над ней верх.
Во всём дворце должно было проживать порядка полусотни слуг, причём все они были исключительно из числа местных племён. Сейчас Каладиусу меньше всего хотелось видеть испорченных цивилизацией людей, поэтому он рассчитал даже своего камердинера, обеспечив безбедную старость не только ему, но и, наверное, его правнукам.
