В прежние времена Конотор, скорее всего, просто надругался бы над юной девушкой и забыл бы об этом, либо откупившись от её брата, либо сгноив его в тюрьме. Но совершенно внезапно в короле проснулось что-то человечное, что, казалось бы, навеки уснуло под гнётом страстей. Вряд ли кто-то поверил бы, что он способен измениться, но всё же эти метаморфозы порядком взволновали двор.
То, что в планах юного герцога Пантатега было удачно выдать сестру замуж, с самого начала знали почему-то все при дворе, хотя сам Вилиодий никогда об этом не упоминал. Приличная девушка из благородного рода, да ещё и красавица, да ещё и находящаяся в той поре волнующей юности, что так быстротечна и оттого желанна вдвойне – естественно, что от желающих просить руки прекрасной Пеллионоры не было отбоя. А то, что паре благоволил сам король, делало потенциальный союз ещё более привлекательным.
Всё изменилось, как только распространились слухи об излишней увлечённости девушкой самого монарха. Иметь такого соперника не желал никто, и поэтому поток воздыхателей иссяк так же внезапно, как и появился. Вокруг молодых людей образовалась пустота, которую оба они, уставшие от излишнего внимания, восприняли с облегчением.
Прошло уже более трёх недель с тех пор, как они прибыли в Латион. С одной стороны, жизнь их круто изменилась в лучшую сторону – все тяжбы против них были прекращены, исконные владения, потерянные после ареста дядей, вернулись. С другой стороны, их положение при дворе до сих пор оставалось неясным – ни Пелли, ни Вилиодий так и не получили никаких должностей, продолжая пребывать в статусе гостей его величества.
Они так и не обзавелись друзьями, поскольку вокруг них были лишь подхалимы. Исключение составлял лишь Каладиус, но Вилиодий не встречался с ним уже несколько дней – с того самого разговора. Кроме того, юноша был порядком напуган тем, что узнал от великого мага, и, понимая, что это бессмысленно, всё же подумывал об отъезде.
Однако теперь, когда даже до них с сестрой дошли слухи о возможном сватовстве короля, отъезд стал тем более невозможен. Конотор то и дело приглашал их обоих то на представления, устраиваемые королевской труппой, то на обеды, то на светские приёмы. И всякий раз он пытался быть галантным с юной герцогиней, хотя это давалось ему с трудом. Он осыпал её знаками внимания, но при этом не обмолвился ни словом о возможной помолвке.
Эта неопределённость действовала на нервы. Вилиодий очень опасался, как бы всё это не сказалось на репутации Пелли. В конце концов её могли бы счесть простой содержанкой, ведь придворные весьма падки на скабрёзные истории, и при их отсутствии легко способны выдумывать их сами. Но положение его, конечно же, было весьма незавидным – не мог же он заявиться к королю и потребовать объяснений!
В такой ситуации молодым людям просто необходим был покровитель, а на эту роль подходил только лишь один Каладиус. Спустя более чем неделю, Вилиодий вновь отправил к великому магу записку с просьбой о встрече. И на сей раз он приехал не один, а вместе с сестрой, которая хоть и заметно побаивалась волшебника, но всё же понимала, что его участие в их судьбе сейчас просто необходимо.
К чести Каладиуса, он ни разу не заговорил с Вилиодием на запретные темы. Разговоры чаще всего велись об истории, магии или других странах. Гораздо менее начитанной, нежели брат, Пеллионоре было заметно скучно при этих беседах, но она вежливо сидела, улыбалась, и изредка отвечала великому магу. Постепенно она привыкла к нему, но, в отличие от брата, кажется, так и не прониклась приязнью.
Такая неопределённость продолжалась ещё некоторое время. Наступил уже месяц весны, когда король впервые стал заговаривать о своём желании жениться. Он до сих пор не называл имя избранницы, но всем оно было известно и без того. Всё шло к тому, что в самом скором будущем герцогиня Пеллионора Пантатег должна была сделаться новой королевой Латиона. То, что пятнадцатилетняя провинциалка или её почти столь же юный брат могут отказать его величеству, никому даже не приходило в голову.
Глава 44. Большая игра
То, что Каладиус вёл себя с Вилиодием так, будто бы ничего и не случилось, совсем не означало, что он отказался от своей идеи. Но он, кажется, разгадал характер юноши и понимал, что если грубо на него давить, то вряд ли получится добиться желаемого. Поэтому на некоторое время великий маг позволил себе говорить с герцогом на любые темы, кроме самой главной.
Когда вокруг все заговорили о предстоящей свадьбе, волшебник понял, что приходит пора решительных действий. Если эта свадьба состоится, многое может усложниться. После смерти Конотора останется королева, которая формально может стать правительницей. А ежели родится ещё и наследник, то идея сделать королём Вилиодия и вовсе станет неосуществимой. Каладиус же был убеждён, что именно такой король нужен сейчас королевству.
И тогда великий маг осознал, что пришло время для опасной, но куда более эффективной политической игры. Ведь, в конце концов, к любой проблеме можно подойти с двух сторон. Если строптивый герцог упирается и не хочет выполнять своё предначертание, то можно попытаться подтолкнуть весь процесс со стороны короля. Вилиодий в своём юношеском максимализме возмущался против так называемой «измены» королю. Интересно, как он поступит, если король будет угрожать его жизни?
Каладиус достаточно хорошо знал Конотора чтобы понимать, что зверь внутри него никуда не делся. Да, самые алчные и злые из его демонов, такие как подозрительность и жестокость пока дремали, убаюканные нежным голосом и очаровательным личиком его будущей невесты, но великий маг прекрасно осознавал, как просто будет пробудить их ото сна.
Разумеется, это было чрезвычайно рискованно. Реакцию Конотора нельзя было предсказать наверняка, как нельзя предсказать реакцию бешеной собаки. Но Каладиус всё-таки надеялся, что сумеет справиться с ситуацией, если та начнёт выходить из-под контроля. В конце концов, этот риск имел и положительную особенность – он в кои-то веки хоть немного заставил кровь великого мага бежать быстрее. Он придавал вкус опресневшей жизни, превращал её в игру.
Была, кстати, ещё одна игра, которая чрезвычайно нравилась Каладиусу. Он очень давно полюбил шахматы, и зачастую годы уходили у него на то, чтобы отыскать достойного соперника. И вот тут ему несказанно повезло с Конотором – не будучи блестящим стратегом в жизни, он великолепно играл в шахматы. Да так, что Каладиус, играющий в них уже пару столетий, и, казалось бы, ставший непревзойдённым игроком, выигрывал у короля едва ли одну партию из восьми, да ещё пару раз удавалось свести игру к ничьей.
Пожалуй, в последние годы это было едва ли не единственным поводом, заставляющим волшебника временами навещать короля. В те редкие случаи, когда тот не напивался, он, бывало, отправлял своему первому министру приглашение. Такие партии иногда длились по нескольку часов. Это были те немногие моменты, когда Каладиус мог поговорить с Конотором без чувства отвращения.
Теперь король пил гораздо реже, но шахматные вечера у них по-прежнему проходили не чаще одного раза в два-три месяца. Однако для задуманного великим магом именно такая встреча подошла бы более всего. Подождав несколько дней, Каладиус, понимая, что время работает не в его пользу, сам отправил во дворец слугу с предложением королю провести вечер за шахматами.
