Казалось бы, с такими талантами Баберу была прямая дорога в Гильдию Теней, где он снискал бы себе и своеобразную славу, и несомненное богатство, но честолюбивый пунтиец, похоже, изначально метил значительно выше. Он хотел стать одним из тех, кто может запросто входить к королю, скакать рядом с ним во время охоты, пить вино из одной и той же бутылки. Казалось бы, для человека с подобным происхождением и видом деятельности это было несбыточной мечтой, но только не во времена короля Конотора.
Вечно боящийся покушений монарх делал всё, чтобы сохранить свою жизнь. Поговаривали, будто он ежегодно выплачивал Гильдии Теней огромные суммы, дабы быть уверенным, что она никогда не возьмётся за заказ, направленный против него. Поэтому, когда он узнал о Ренте Бабере и о той репутации, что он заслужил, он незамедлительно приказал представить ему пунтийца.
Бабер произвёл впечатление на короля Конотора. Они говорили больше двух часов о способах покушений, причём пунтиец, понимая, что поставлено на кон, не таясь, рассказал о некоторых случаях из личного опыта. Конотор был впечатлён. Он был уверен, что если завербует Бабера, то убьёт сразу двух зайцев – не только получит опытного охранника, но и избавится от потенциальной угрозы. Так что в тот же день Рент Бабер сделался начальником созданной специально для него службы безопасности дворца.
Теперь в его задачу входил подбор ловких ребят, сведущих в своём деле, а также вербовка многочисленных шпионов среди челяди и придворных. Он хотел опутать дворец такой частой сетью, чтобы в её ячейки не просочилась бы и мышь без того, чтобы кто-то её не увидел и не зафиксировал. Как мы уже знаем, в целом ему это удалось.
Рент Бабер был авантюристом до мозга костей. Он не строил иллюзий на свой счёт и прекрасно понимал, что однажды сам окажется на эшафоте, поскольку ясно видел, во что превратился его хозяин. Но это нисколько не огорчало предприимчивого пунтийца – он воспринимал это как неизбежную плату за своё нынешнее положение. И эта плата казалась ему вполне соразмерной.
По крайней мере, ему выпала возможность пережить многих из тех, с кем он собутыльничал и смеялся за королевским столом, и которых обычно назвал «дружище». Некоторые из них умерли благодаря ему или даже вовсе от его рук. Иногда его величество давал Баберу деликатные поручения вполне определённого свойства. Окажись пунтиец в Гильдии Теней, он несомненно примкнул бы к цеху Наёмных Убийц. У Рента Бабера был талант обставлять убийства как несчастные случаи.
К своей профессии Бабер относился философски. Она приносила ему немалый доход, высокое положение в обществе, страх и заискивание окружающих – значит, она была ничем не хуже прочих. Открой он винодельню в Пунте, или займись он торговлей, или же завербуйся в латионскую армию – при любом из этих раскладов у него не было бы и десятой доли того, что он имел сейчас. А это значит – он всё делал правильно.
Ренту Баберу очень нравился собственный характер, который он сам называл лёгким. Это означало то, что он никогда не привязывался ни к людям, ни к месту, ни даже к обстоятельствам. Его никогда не мучали раскаяние, угрызения совести; он никогда не жалел ни одну из своих жертв, или же ни одну из жертв вообще. Даже в тех исключительных случаях, когда он мог заглянуть в глаза убитого им человека перед смертью, ничто не вздрагивало в его душе, даже если в течение последнего года они едва ли не каждую субботу вместе играли в карты.
Сам себя Бабер считал механизмом для убийства. Этакой диковинкой из зубцов и колёсиков, подобную тем, что иногда демонстрировали гномы. И поэтому ему жилось легко и приятно, что позволяло открыто и искренне улыбаться людям. И это тоже было частью профессии.
***
Теленея с детства была запуганным ребёнком. Отец всегда был суров к дочери, и не потому, что был жестоким человеком, а просто считал, что именно так нужно воспитывать детей. Он был суров ко всем своим шестерым детям, но к старшей дочери – более всего. В будущем он самодовольно скажет, что именно благодаря его воспитанию она возвысится до королевы Латиона.
Вполне возможно. Может быть, молодой король Конотор и приветил её именно благодаря этому затравленному взгляду в пол – взгляду жертвы. О юноше ходили дурные слухи – поговаривали, что он жесток и полон страстей. Наверное, его садистской натуре нужна была именно такая жена, что безропотно снесёт все истязания и любое насилие. Так или иначе, но за всю свою жизнь Теленее ни разу не пришло в голову мысленно поблагодарить отца за то, что тот сосватал её за Конотора.
Похоже, как женщина молодая жена мало интересовала короля. Он был груб в постели, скорее насилуя её. Ему нравилось, когда она стонала и кричала от боли. Но вот ласк от мужа она не видела. Возможно, именно поэтому Теленея так долго не могла понести. Говорят, за это время у короля родилось с полдесятка ублюдков.
Наконец наследник родился, и какое-то время Конотор был почти счастлив и почти добр к ней. Но младенец родился слабым, и медикусы не давали гарантии, что он проживёт долго, рекомендуя заранее озаботиться запасным вариантом. Так через год родилась Силия.
Хотя Конотор был раздосадован тем, что родилась девочка, но вскоре, кажется, полюбил её больше старшего сына. Тот, кстати, вполне окреп и его жизнь уже не вызывала опасений. Именно поэтому король больше никогда не делил ложа с женой, предпочитая ей более распущенных и развратных любовниц, а иногда даже и городских шлюх, которых ему доставляли во дворец.
Для Теленеи это было скорее спасением – теперь она гораздо реже видела супруга, и почти никогда – вечерами, когда он, как правило, уже был пьян и тёмные страсти охватывали его с головой. Нечасто виделась она и с детьми, отданными на попечение кормилиц. Потянулись бесконечно долгие дни и ночи в нескольких комнатах, именуемых покоями королевы, которые она проводила в чтении духовных книг и молитвах.
После ареста и последующей казни сына Теленея была опустошена и раздавлена. Дочь не выходила из собственных покоев и никого не принимала, видеть мужа она не могла. Иногда казалось, что проще всего – броситься вниз с балкона на вымощенный внутренний двор, но на это несчастная королева не решалась.
Неожиданным просветом в этом кошмаре стал преподобный Гурд – арионнитский священник, появившийся в покоях королевы вместо прежнего. Что сталось с тем, её прошлым духовником, Теленея не знала, да и не спрашивала. Признаться, она едва заметила этого нового человека, что явился в вечно сумрачную комнату.
Ему было около тридцати пяти, и он был хорош собой. А ещё он оказался совсем не таким, какими представляла себе арионнитских жрецов Теленея, а она повидала их достаточно. Преподобный Гурд не блеял благостные сказки, он не глядел на королеву как на грешницу, которая заслужила всё, что с нею произошло. Он, едва ли не первый в её жизни, увидел в ней человека. Не королеву, не жену, не мать. Он говорил с нею так, как говорят близкие друзья, как говорят родные люди, искренне желающие помочь.
А ещё он увидел в Теленее женщину. Королеве было чуть за сорок, и она давно уже не могла считаться несравненной красавицей, да и в юности её сложно было назвать эталоном красоты. Годы угнетения и тревог, наверное, ещё больше состарили и иссушили её. Но Гурд что-то увидел в ней.
