Из открытой двери вдалеке выплыла череда белых привидений. Три штуки. Они приостановились – и вдруг разом бросились ко мне. Кошки. Две пушистые и одна короткошерстая, с разноцветными глазами: на белоснежной морде сияли голубой топаз и золотисто-зеленый хризолит. Вся эта благодать с громким мявом кинулась мне под ноги и принялась урчать, тереться, стлаться по ковру и не давать прохода.
Откуда-то выпорхнула Юлька. Короткое платьице на шнурочках – серебристое, к ее серым глазам; открытые загорелые плечи и руки, красивые ноги. Темные, с рыжиной волосы небрежно сколоты на затылке, и никаких украшений. Юлька и без них очаровательна.
– Кто тут обижает маленьких? – Она осеклась, узрев кошачье представление. – Боже! Они ума лишились?!
Кошки валялись на моих ботинках, перекатывались с боку на бок и орали во все горло.
– Виола! Магдалена! Михаэлла! Кыш, мерзавки! – На большее именинницы не хватило – она покатилась со смеху.
Не без труда стряхнув кошек, я вручил Юльке корзину с цветами.
– Она с сюрпризом.
Юлька осмотрела корзину, нашла ленточку и потянула. Раздалось нежное «пуххх», и в воздух взмыл рой золотых мушек. Это тетушкина горничная придумала. Блестки окутали Юльку сверкающим облаком, осыпали волосы, плечи и руки, заблестели на скулах и задорном кончике носа. Кажется, Юльке понравилось.
– Идемте, – она мотнула головой в неопределенном направлении.
Мы пошли. Кошки тоже увязались. Издавая громкое «мурр! мурр!», они вились вокруг и путались у меня под ногами. Я спотыкался, нечаянно наступал на лапы и хвосты, однако они сносили все и млели от счастья. Юлька хохотала, называла их поганками, а меня – кошачьим падишахом и ловко скользила среди клубящихся гостей. Разноцветная сумятица, громкий говор, смех, утомительная толчея. Пока я прошел дом насквозь, умаялся, честное слово. И оценил мудрость тетушки, которая советовала мне ехать в гости завтра.
Мы поднялись на второй этаж. Тут оказалось тихо, спокойно и очень прозрачно: стеклянные двери, зеркала, окна, ложные окна с подсвеченными витражами, на которых были изображены дивные пейзажи. Мурчавшие кошки безобразно возмущали этот покой; один Хрюндель затаился на плече и вел себя пристойно.
– О-о-ох!!! – издала Юлька вопль облегчения. – Ненавижу эти сборища.
– Тогда зачем вы созвали народ?
– Я?! Они сами созвались! Никогда такой уймы не бывало, а сегодня – прямо наводнение. У-ужас, – отдувалась она, обмахиваясь платочком. – Сюда, – Юлька толкнула какую-то дверь и вошла.
Будуар миллионерши. Что там тетушкин «кружевной» будуар, где мы завтракали! Здесь каждый столик, каждый пуфик, подставка под вазу и зеркало – музейная редкость, а на ковер страшно ступить. Ковер был сделан из шкуры огромного снежного лиса, а эти звери водятся на Доминике, и стоят на рынке, как океанский лайнер. В углу вылизывала лапу большая кошка из черного обсидиана с переливчатыми золотистыми отблесками; глаза – зеленовато-желтые хризобериллы с инкрустированными зрачками. Поглядел я вокруг – и загрустил. Верно говорила тетушка: с Вэрами нам не породниться.
Юлька поставила мою корзину на столик у окна и засмеялась.
– Такое скопище народу – и один-единственный человек додумался подарить цветы. Видели б вы гору барахла, которое они притащили! Лучше б совсем ничего не везли.
Я удержался от комментариев. Миллионерским дочкам позволительно привередничать.
– Садитесь, – указала Юлька на кресло, окутанное полупрозрачным облаком – накидкой из хвоста все того же снежного лиса. Таких кресел было два одинаковых. – Не задавите Виолу! – Оказалось, одна из кошек юркнула на сидение вперед меня; белое на белом едва разглядишь. – Ох, поганки! Как они к вам прилепились, а? А ваш-то кисик – сидит себе, как украшение, – она почесала Хрюнделю спинку и предложила: – Хотите мороженого?
– Хочу. Если ваши кошки отлипнут и не будут толкать под руку.
Юлька распорядилась по интеркому, нам принесли мороженое и забрали пушистую гвардию. Долго было слышно, как кошки возмущенно орали, когда их уносили прочь.
Моя хозяйка плюхнулась во второе кресло со снежным лисом. Не опустилась, не уселась, а именно с размаху плюхнулась – с озорной раскованностью и азартом, еще и ногами дрыгнула. Чертенок.
Мороженое съели в чинном молчании. Юлька о чем-то размышляла; серые глаза поблескивали из-под густых ресниц. Довольно урчал Хрюндель, и сцена была идиллическая.
– Здесь принято носить драгоценности, – отставил я опустевшую вазочку. – Почему вы сегодня без камней?
– Могли бы добавить, что мои плечи и руки в украшениях не нуждаются, – отозвалась Юлька с шальной улыбкой.
– Зачем говорить очевидное?
– Ой, плу-ут! – протянула она и поднялась. – Подождите; я сейчас.
Она вышла в дверь, за которой я успел разглядеть уголок спальни, и вернулась с коробкой, обтянутой золотым кружевом.
– Поглядите, – Юлька положила коробку мне на колени. – Каково будет мнение специалиста?
Я опустил ладони на крышку. По телу прошла сладкая дрожь. Внутри находилось нечто необыкновенное и восхитительное. Открыл. И ахнул.
Ожерелье в две нитки, подвески, браслет и перстень. Филигранные оправы из неизвестного мне синеватого сплава, а камни… Сказка!
Невероятной, немыслимой голубизны и прозрачности; внутри бегут-переливаются искры сине-белого пламени. А ощущение от них – не передать. Словно от волос любимой женщины. Изумительные, теплые, волнующие кристаллы, которые рождали в душе сладкую тоску и томительную нежность. Не устояв, я взял сверкающие нитки, поднес к лицу. Зарыться бы в них, закрыв глаза, и утонуть в сладостно-щемящем волшебстве.
С трудом, я заставил себя положить ожерелье на место.
– Что скажете? – подцепив мизинцем, Юлька приподняла искрящийся браслет.
Я перевел дух и с напускным равнодушием ответил:
– Ничего. Впервые такое вижу.
– Это изабеллит; его привозят с Изабеллы. Говорят, стоит кучу денег.
– Инопланетные минералы всегда дороги… Юлька! – не выдержал я. – Вы не представляете, что за сокровище у вас в руках. Это камень моря и неба, любви и нежности, тоски и экстаза… Наденьте. Пожалуйста.
– Ну, если хотите. – Она защелкнула браслет на запястье, надела ожерелье и поведала, вдевая в уши подвески: – Это мне будущий сурпуг преподнес. – Так и сказала: «сурпуг», вкладывая в слово незлую насмешку.
Великолепные камни вмиг потускнели. И с чего я взял, будто у Юльки мне что-то светит? Да я ее и не знаю совсем, вижу второй раз в жизни. Все равно обидно.
Тихо вякнул интерком, сообщил мягким голосом:
– Юлия, к вам господин Максвелл.
– О! Будущий сурпуг движется! – оживилась Юлька.
– Тогда разрешите откланяться, – я встал.
