– Видите? Колупали как бог на душу положит, не заботясь, чтоб получались крупные блоки. Удобные для строительства или чего там еще.
– Да им ни рвать, ни резать было нечем, – заметил Мэй. – Чем они трудились? Ломиками?
– Похоже на то, – согласился Рейнборо. – И куда потом это крошево? Делать насыпи для дорог?
– Дорог я не видел, – сказал Хэндс. – Ни дорог, ни насыпей, ничего рукотворного. Что могли построить люди, а не… м-м… вырастить из черного студня незнамо кто.
– До обитаемого города вы не добрались? – уточнил мистер Смоллет.
– Не успел, – ответил старший пилот извиняющимся тоном. – Не ожидал, что эти дурни сопрут глайдер и прямиком рванут туда. Но чисто по ощущению, не стоило бы нам туда соваться.
– Да об этом сколько раз было говорено, – проворчал Мэй. – Кто бы нас слушал?
– Израэль, почему ваша разведка именовалась тайным заданием? – поинтересовался Том. – Столько секретности вокруг нее развели! Я уж решил: вы должны прокопаться к центру Острова Сокровищ и вырыть сундук ростом с глайдер и пятнадцать бесценных покойников.
Хэндс усмехнулся.
– Это мистер Смоллет придумал: дать нас вам в помощь, но не сообщать, чтоб вы не рассчитывали и не расслаблялись. Раз уж мы все равно сбежали, так пусть хоть с пользой для дела.
Мэй укоризненно покачал головой.
– А я дивился: с какой стати наши дезертиры такие заботливые? Куда ни сунешься, всюду о нас порадели. То зенитку обезвредят, то координаты ночлежки дадут…
Из глайдера появился Джон Сильвер. Постоял, озираясь, и побрел к воде. Ползущее вверх солнце уже не превращало реку в поток жидкого золота, и река налилась синевой.
Хэндс стал показывать последнее, что успел изучить, – каньон где-то к северу, ближе к обитаемому городу. Все увлеклись, а я пошел за «бывшим навигатором».
Сильвер остановился у воды, на песке с фиолетовым отливом. Берег уходил в воду полого, но из-за его темного цвета казалось, что уже через шаг-другой делается глубоко.
Песок скрипнул у меня под ногами, и «бывший навигатор» оглянулся. На смуглом лице ничего не отразилось, Сильвер снова обернулся к воде. Я остановился рядом. Между нами была незримая стена.
– Юна, ты меня узнаешь?
– Узнаю, – по-прежнему глядя на воду, отозвался «бывший навигатор». Незримая стена между нами не дрогнула, не утончилась. – Ты Джим Хокинс, но мистер Смоллет зовет тебя Томом.
– Как ты думаешь, почему? – спросил я, надеясь разобраться, насколько здраво Юна-Вэл способна рассуждать.
Сильвер повел крутыми плечами.
– Тебя с лисовином роднят две вещи: вы оба – славные мальчишки и не единожды Осененные Птицей. Александр это чувствует.
Здраво. Особенно насчет славных мальчишек.
– Юна, – заговорил я с новой надеждой, – я дождусь от тебя хоть слова по-человечески?
– Нет. – Резкое, холодное «нет», после которого можно уходить, больше ни о чем не спрашивая.
– Почему? – вырвалось у меня против воли.
Твердые губы Джона Сильвера скривились в короткой усмешке.
– Сначала ты захочешь слово, затем потребуешь дело, и кончится тем, что Александр меня убьет. Не хочу.
– Ничего я не потребую. – Немыслимо было желать ласки человека, что стоял рядом, – мускулистого брюнета с жестким биопластовым лицом. Мне была нужна та красивая женщина с луговыми глазами, которую я видел на «Испаньоле» и которую любил – недоступную и отчаянно желанную. – Мне думалось, что мы с тобой друзья и ты можешь иногда со мной разговаривать.
– Джим, давай обойдемся без обид и упреков, – «бывший навигатор» не отрывал взгляда от реки. – Я помню, что ты спас мне жизнь. Уже второй раз приходится тебя благодарить. Но отдаривать мне нечем: я не могу снять биопласт и пойти с тобой порезвиться в соседний лесок.
Надо было слышать, как это сказано: с каким презрением и гадливостью. Минуту назад я в глубине души безнадежно мечтал о том, чтобы снять с Юны-Вэл биопласт и она была бы моей. Но стоило ей сказать это вслух – так сказать – и я оскорбился. За кого меня принимают? Да чтоб я стал требовать благодарность за спасенную жизнь?
– Зря ты так, – вымолвил я, чувствуя, что надо уходить, что еще немного – и голос задрожит от обиды и от любви, с которой я ничего не могу поделать. – Я просто люблю тебя… и ничего не жду… и не требую.
– Вот и оставь меня в покое. – «Бывший навигатор» развернулся ко мне. В глазах полыхнул зеленый огонь, доставшийся ему от Чистильщиков. – Убирайся. И не смей соваться ко мне… – он удержался от грубости, – со своими нежностями. Пошел!
Я задохнулся. Юна-Вэл не могла такого сказать. Это Джон Сильвер, которого она играет. И эти злые слова – нарочно, чтобы я разлюбил ее и не мучился.
– Я все равно тебя люблю, – прошептал я.
Дурным голосом взревел Мэй. В небе мелькнула белая вспышка, шарахнула ударная волна, вода из реки плеснулась на берег.
Отгрохотало эхо. Мэй не заходился в неистовой ругани, как в прошлый раз, а со «стивенсоном» наготове оглядывал небеса. Похоже, он надеялся, что черные гадости попрут косяком и он изведет их чохом. Хэндс и мистер Смоллет остались у глайдера, а Рейнборо кинулся к нам.
– Кто вызвал гадость?
– Уж не я. – Точно знаю: сердце у меня не рвалось, как в тот раз, когда Юна-Вэл была в коме.
Сильвер промолчал, опустив глаза.
– Что случилось? – требовательно спросил пилот.
– Мы с Джимом слегка повздорили, – объяснил «бывший навигатор».
– И только? – Рейнборо не поверил. – От горя здесь никто не умирал?
Меня осенило: Юна страдает, когда ей приходится отмахиваться от меня и гнать прочь. Она может сколько угодно изображать злобную стерву, но ей плохо от этого, плохо!
– Ни единая душа не умирала, – заявил Сильвер. – Скорей всего, гадости по протоптанной дорожке к нам легче пошли.
Рейнборо нахмурился.
– Что я должен сказать Алексу? Гадости приваливают, когда им в голову взбредет? Или их влечет милая и нежная дама по имени Юнона-Вэлери?
У Сильвера шевельнулись желваки на скулах. Он ничуть не походил на «нежную Юнону-Вэлери».
– Скажешь, что после комы я неадекватно реагирую на мир. Когда Джим явился ко мне со своей щенячьей привязанностью и пришлось послать его к черту, мне было его жаль.
– Не пойдет, – возразил я, порядком задетый словами о щенячьей привязанности. Что за щеняча такая? У нас на Энглеланде щеняч не водится. – Жалость – это оружие против Чистильщиков. Гадость на нее не приманишь.
– Тогда скажи, – Сильвер всерьез рассердился, – что я до слез обидел милого и нежного Джима, и пусть Александр потом бьет мне морду.
