Доктор Ливси выпрямился, расправил плечи и стал похож на себя прежнего – уважаемого врача, главу серьезной клиники.
– Меня трое человек называли капитаном, – проговорил я, размышляя. – Мистер Смоллет, мистер Эрроу и Сильвер.
– Сильвер – лжец, – припечатал доктор. Его черные, обведенные усталыми тенями глаза недобро блеснули. – А что до Александра и Эрроу… по ним не суд чести – по ним тюрьма плачет. И по мерзавцу Рейнборо.
– Он не мерзавец. – Я встал на ноги, и доктор тоже поднялся. – Рейнборо все сделал с моего согласия.
– Допустим. Он заморочил тебе голову и убедил, что так надо. Но кораблю ты не капитан, и я не понимаю, зачем твердить эту ложь.
Мне расхотелось спорить. Надо бы самому глянуть, что читал доктор, и попросить объяснений у Юны-Вэл. Она-то должна разбираться. Не зря ведь ее супруг в бытность свою навигатором крал для нее информацию.
– Внимание: Джиму Хокинсу, Джону Сильверу, Дэвиду Ливси и мистеру Трелони с охраной подняться на девятнадцатую палубу, – объявил по громкой связи капитан Смоллет.
– Девятнадцатая – это которая? – спросил кто-то из охранников сквайра.
– На самом верху. Я вас встречу.
– Что нас ждет на сей раз? – осведомился у меня доктор Ливси, открывая шкаф с медицинскими инструментами.
– Чистильщики, сэр.
Я сделал шаг в сторону, желая посмотреть, что именно понадобилось доктору. Он тщательно загораживал собой полки шкафа.
– Джим, я двадцать лет лечу и спасаю людей, – проговорил он раздумчиво, сунув что-то в карман, – но теперь начинаю задаваться вопросом: стоит ли спасать всех подряд?
Я так и не видел, что он забрал. Но подозревал, что в умелых руках взятое окажется неплохим оружием.
Глава 9
Я брел вверх по коридору вслед за решительно настроенным доктором и задавался разными вопросами. Их было слишком много для моей усталой, сонной головы, и я попытался уменьшить число своих недоумений:
– Израэль Хэндс, ответьте Джиму Хокинсу.
– Мм? – невнятно отозвалась громкая связь.
– Мы начали торможение?
– Да.
– А почему оно не ощущается?
– Это RF.
Знакомая песня. RF – и этим все сказано.
Далеко обогнавший меня доктор Ливси обернулся.
– Они тормозят так же, как ты командуешь кораблем. Не удивлюсь, если окажется, что мы вообще никуда не летим. Пилот с навигатором сидят в рубке, развлекаются, картинки смотрят – а мы всему верим. – Он сердито устремился дальше.
Ноги не желали идти. Кое-как я добрался до жилой палубы. Возле каюты лисовина устроился навигатор Мэй: привалившись к стене, одну ногу согнув в колене, другую вытянув чуть не до середины коридора. Ноги у Мэя длинные. И руки длинные, с рельефной мускулатурой, как у бойца. Нетрудно вообразить, будто у него где-то рядом припрятан штурмовой «стивенсон». Цепкий взгляд скользнул по мне, оставив неприятное ощущение, что навигатор обнаружил укрытый под одеждой станнер. Однако Мэй ничего не сказал, а у меня язык не повернулся сообщить, что доктор Ливси тоже вооружился и за ним надо бы приглядеть.
Совсем умаявшись, я свернул в щель, которая вела на следующий виток. Все ж таки путь покороче. Ее стены истекали желто-белым светом, и проложенный поверху светящийся шнур был едва различим. До чего узка, зараза. Упругий студень цеплял за плечи, я развернулся вполоборота и эдаким неловким манером продвигался вперед. Страшная канитель.
Потом я увидел скорченную фигуру. Зажатый стенами человек сидел на пятках – я различил рисунок протектора на подошвах – согнувшись, так что головы не видать, одна вздрагивающая спина да крестец, на котором выбилась из-под ремня форменная голубовато-серая рубашка.
Возле ботинок сгрудились крысы. Почуяв мое приближение, они оживились, венцы замигали ярче. Затем крысы напыжились, приподнялись и потянулись в мою сторону. Я не умел вызывать в себе ненависть, как наши risky fellows, и шуганул тварюг мысленным воплем: «Пошли вон, гады!» Они смущенно осели на место, притушили мерцание.
Обтянутая рубашкой спина вздрагивала от беззвучного плача. Я понятия не имел, что делать с плачущим Сильвером, – не по моей части утешать раскисших навигаторов – и решил дозваться Юну-Вэл. Прислонился к стене, прикрыл глаза и мгновенно скользнул на ее седой от росы вечерний луг, в слоистый туман, к замирающим трелям скрипичников-прыгунцов.
– Юна! – окликнул я, озираясь.
Нашел. Она сидела в росистой траве; волосы цвета коффи скрывали опущенное лицо, нелепая куртка сползла с обнаженных плеч.
– Ну, что ты? – Я опустился рядом на колени.
– Не жалей меня, – прошептала она. – Не то я не удержусь и завою по громкой связи.
– Нельзя, – сказал я, вспомнив инструкцию в своей каюте.
– Но хочется… Это последнее, что можно сделать.
– Юна, – я заставил ее распрямиться и посмотрел в мокрое от слез лицо; оно не опухло и не пошло красными пятнами, как бывало у Лайны. – Объясни.
Она вытерла слезы рукавом.
– Считается, что так можно ускорить события. Заплачешь по громкой связи – и вместо жалости вызовешь у людей раздражение. Корабль его подхватит и усилит. И ты пропал. Одно дело, когда экипаж стоит за тебя горой, и совсем другое – если ребята фыркают и кривятся, и только рады от тебя избавиться. Крысы без помех добивают жертву, и приходят Чистильщики.
– Не плачь больше. – Я провел кончиками пальцев по ее влажной щеке.
Юна-Вэл ткнулась лбом мне в грудь.
Я поцеловал ее волосы – густые и упругие, как у Лайны. Лучше, чем у Лайны, без аромата пугающе дорогих духов.
– Пора идти, – Юна-Вэл хотела подняться, но я ее удержал.
– Почему ты меня не любишь? – Это не было нытьем – я желал разобраться в проблеме.
Она с насмешливым удивлением вскинула брови, и на лбу обозначилась тонкая морщинка.
– Мальчик мой, я гожусь тебе в матери.
– А Джон Сильвер годился бы мне в отцы. Это не должно было помешать нам на контурах. Доктор Ливси прочитал о них и подтвердил: побывавшие на контурах влюбляются друг в друга.
Юна-Вэл усмехнулась.
– Могу представить, какую чушь он читал. Мистер Эрроу все еще пленник RF, он не мог дать верную информацию.
– Все еще? – переспросил я.
– Да. Я не успела… – Она запнулась, сердито прикусила губу.
– Что ты собиралась сделать?
– Тебе незачем знать.
– Юна!
– Джим! – Луговые глаза сверкнули; в них было больше стального блеска, чем нежной зелени. – Я не хочу погубить и тебя заодно.
«Ты был на главном контуре, – объяснял мне капитан Смоллет, – и ты хозяин: что пожелаешь, то и будет. Сильверу останется подчиниться». Хорошо, коли мне удастся ее дожать.