– Если еще раз поймаю – берегитесь.
– Да, сэр, – вякнул поюн. – Виноват. Больше не повторится.
Ну и зверь. Трепло треплом, а до чего кстати умеет ввернуть словцо. Мистер Смоллет засмеялся и потрепал его по ушам:
– Смотри у меня, поручитель. Будешь отвечать за хозяина.
Мне вдруг живо представилось, как поюн огрызнется словами пилота Хэндса: «Я задушу тебя, болтун». Я даже сам невольно это прошептал.
– Я задушу тебя, болтун, – тут же выдал Александр с интонациями чернобрового пилота.
Вот оно что. Живет на подсказках, пустобрех.
Космолетчики развеселились, а бывший навигатор поспешно забрал свою зверюгу и посадил на плечо.
– Извините, сэр, – пробормотал он.
– Если еще раз поймаю – берегитесь, – заявил поюн, распушив хвост. Явно от себя добавил.
– Пойдем, – тихонько сказал я Лайне, и она с готовностью поднялась из-за столика.
Я провел ее в угол, где были развешаны по стенам горшки с лозанной. Плети с красными цветками красиво вились и выбрасывали длинные отростки; один из столиков оказался в уютной беседке. За него-то я и усадил свою любимую.
Лайна притянула тяжелую от цветков лозу, вдохнула их свежий аромат.
– Как хорошо… Джим, знаешь, чего мне хочется? Чтобы сегодня было всегда. Чтоб ты никуда не улетал, но как бы вот-вот улетишь, и я боюсь тебя потерять, но на самом деле не потеряю… Глупо, да? – Лайна вздохнула и вдруг воскликнула с горькой обидой: – Разве глупо тебя любить?!
– С мамой повздорила?
– Насмерть разругались. Она сказала… – У Лайны сломался голос, подведенные глаза влажно блеснули. Она потерла их мизинцем, стараясь не размазать краску. И прошептала задрожавшими губами: – Сказала, что если я хочу спать с кем попало, то пусть лучше иду на панель. Доходней получится.
Я помолчал, глядя, как выкатываются из ее глаз непокорные слезинки. Скажи сейчас Лайна: «Не улетай», я останусь. Скажи она: «Давай поженимся», я посажу ее в скутер и повезу в Бристль, в магистрат. Если у нас найдется тысяча стелларов на регистрацию, наш брак оформят за полчаса. Тысяча найдется. Однако Лайна молчала; слезинки ползли по щекам, оставляя мокрые дорожки.
Я погладил ее прохладные пальцы и сказал:
– Я люблю тебя. – Оторвав веточку со сгустком цветков, я положил ее возле Лайниной руки. – Будь моей женой. Пожалуйста.
Она понурила голову. В темных волосах белели крупные жемчужины.
– Я люблю тебя, – повторил я. – Наша гостиница – не дворец, но я найду, чем тебе в ней заняться. Тебе не будет скучно. – Больше всего я боялся именно этого: что Лайна умрет с тоски без балов и развлечений. – И мы сможем ездить в Бристль.
– В Веселый район? – улыбнулась она – жалкой, вымученной улыбкой.
– С двадцати четырех лет – да.
Лайна выпрямилась. Отерла слезы со щек, взяла в руки веточку лозанны.
– Я стану твоей женой, когда ты вернешься… с Птицами или другими сокровищами.
– А если вернусь без сокровищ?
– Тогда – нет. – Лайна прижала веточку к щеке. – Если у тебя не будет ни гроша за душой, мама тебя уничтожит. Она так пригрозила. Я ей верю.
Я тоже немножко поверил. С миссис Трелони станется нанять бывшего risky fellow вроде Джона Сильвера, умеющего вызывать галлюцинации, чтобы он завел меня в топи… или еще куда-нибудь.
Я невольно вздрогнул, когда возле нашего столика появился этот самый Джон Сильвер. Он держал поднос, на котором стояли два высоких бокала, хрустальный стакан и зажженная свеча. Ее свет дробился в пузырьках воздуха, гулявших в бокалах с темно-желтой жидкостью. В стакане была простая вода.
– Прошу, – бывший навигатор составил на столик бокалы, стакан и свечу. – Позвольте, юная леди, – он забрал у Лайны веточку с цветами и сунул ее в воду: – Иначе лозанна быстро увянет.
Поюн у него на плече с интересом наблюдал за трепетавшим язычком свечи и помалкивал.
– Спасибо, – поблагодарил я, присматриваясь к содержимому бокалов. Не припомню я такого напитка в нашем баре. Сверху он отдавал краснотой, понизу ударял в коричневый цвет. – Что это?
– Коктейль для влюбленных. По рецепту, известному на «Илайне».
Ну и ну. Вот уж я бы не стал готовить напиток по рецепту базы, на которой чуть не сгорел. Сильвер улыбнулся:
– Отличная штука. Очень рекомендую.
Поюн Александр протянул лапу, пытаясь достать меня сверху:
– Ах-ах…
– А чем заесть? – Лайна придвинула к себе бокал.
– Его не заедают, юная леди, – Сильвер мягко коснулся ее плеча, по-прежнему скрытого шубкой, и отошел.
Лайна попробовала напиток.
– Как вкусно!
Я тоже отведал. Сложное ощущение: сменяющийся теплом холодок, сладость и горчинка, покусывающие нёбо пузырьки газа и аромат пряностей.
– Здорово.
Мы потягивали коктейль, глядя друг на дружку поверх желтого пламени свечи. Язычок подрагивал, от него поднимался сизый завиток дымка. Непривычный, удивительный запах, который хотелось вдыхать еще и еще. Лайна подгоняла его к себе ладошкой.
– Джим, это что-то волшебное.
Я был с ней согласен. Сладостно-горький напиток и ароматный дым околдовывали, опьяняли и уводили в край, где реальность растворялась в грезах, а мечтания готовы были сбыться. Окружающие предметы расплывались, танцующий язычок пламени слегка двоился, хрустальный стакан с веточкой лозанны казался вазой с букетом, коктейля в бокалах осталось чуть на донышке, но виделось больше, чем было. Лайнины жемчуга в волосах и на шее сияли лунным светом; она скинула с обнаженных плеч шубку, и я не мог глаз от нее отвести. Как я любил ее тонкие руки, хрупкие плечи, чуть загорелую кожу; как я желал коснуться ее, погладить, поцеловать; как я хотел ее всю… Мое тело взывало, молило, требовало; здравый смысл отступал перед желанием встать, вскинуть Лайну на руки и унести туда, где кроме нас, никого, где она станет моей – моей навсегда.
– Джим, – моя любимая наклонилась вперед, язычок пламени отразился во влажных глазах, в вырезе платья я опять увидел два светлых треугольничка ее груди, – Джим, пойдем… куда-нибудь. У вас же есть пустые номера?
– Допивай остатки… Шубу не забудь.
Лайна была так бледна, что я испугался:
– Тебе нехорошо?
– Голова кружится. – За дверью бара она крепко обняла меня за пояс. – Идем скорей.
Пробежав по коридору, мы поднялись на второй этаж. Шейлы в холле не было; нас никто не заметил. Мы проскользнули ко мне.
– Джим… – Лайна обвила меня руками, прижалась всем телом, как еще никогда не бывало. – Джим…
Я целовал ее, высвобождая из шубки. Дорогие меха упали на пол.
