Разлив вино по бокалам, я вынул из вазы самый румяный перс, положил его перед Лайной и рассыпал по столу несколько печенюх: якобы мы давно уже угощаемся.
Том покрутил головой, что-то выискивая.
– Где зеркало?
– Вон там, – всхлипнула не на шутку испуганная Лайна, – в простенке.
Лично я в простенке видел только морской пейзаж, но Том понимал в деле лучше моего. Он куда-то ткнул пальцем, и пейзаж превратился в обычное зеркало. Наш лисовин вынул знакомый мне кинжал, откинул назад свои светлые волосы, примерился и аккуратно провел лезвием вдоль края черно-рыжей маски – от нижней челюсти к виску, по верху лба и снова вниз. Подцепил надрезанный кусок и оторвал от лица длинную полоску меха. Вернулся с ней к оторопевшей Лайне, стянул верхний край проклятого платья вокруг ее шеи и прочно завязал отрезом маски. Затем плюхнулся на сиденьице с кривыми ножками, схватил бокал и глотнул дорогущее красное вино с планеты Джорджия Третья, точно воду.
– Ну так вот, – заговорил Том, подливая себе из бутылки, – RF-звездолет перемещается в пространстве способом, который подарили человечеству Чистильщики. Это был, так сказать, сепаратный договор между представителями их расы и рабочей группой Рональда Фроста. В сущности, это их подарок самому Фросту. RF-корабль способен летать обычным порядком только на небольшие расстояния. Скажем, с той же Франсуазы сюда или с Энглеланда к специальной RF-станции. А от станции он уже на RF-тяге несется в чертову даль и за несколько стандартных дней забирается на край света, в тридесятую галактику…
Он еще рассказывал, а дверь спальни открылась, и в комнату ворвалась миссис Трелони в своем платье из лоскутьев, с покосившейся заколкой на груди. Выбившиеся волосы уже не прикрывали грудь, как нужно.
Хозяйка поместья застыла у порога, будто наткнулась на стену, а следом за ней в комнату шагнул сквайр Трелони. Вид у него был растерянный.
– Что случилось? – хором спросили Том и Лайна.
Я поставил на столик недопитый бокал, старательно изображая удивление.
– Вы… – взгляд миссис Трелони обежал комнату, неразобранную и даже не смятую постель, зацепился за сверкающий ошейник, который Лайна непринужденно водрузила на горку фруктов в вазе. – Вы чем занимаетесь?
– Пьем за успех экспедиции, – ответил Том.
– В… в… в девичьей спальне? Это верх неприличия!
– Верх неприличия – врываться без стука, – холодно отозвалась Лайна. – А если б мы занимались чем-нибудь другим – без Тома, вдвоем с Джимом?
«Я бы тебя задушила», – сказал ответный взгляд ее матери.
– Эмилия, оставь их в покое, – вмешался сквайр Трелони. – Я говорил тебе, что Лайна – разумная девушка, а Джим – порядочный молодой человек.
– А Том? – спросил наш лисовин.
– Том выше всяких похвал, – улыбнулся сквайр. Вообще-то он нечасто улыбался.
Миссис Трелони состроила презрительную гримасу.
– Шелопут и проныра – вот кто этот самый Том. Молодые люди! Вы еще долго намерены тут рассиживаться?
– Эмилия, пойдем, – проявив характер, сквайр увел супругу из комнаты.
Мы с Лайной переглянулись. Пронесло.
Наш лисовин подлил в бокалы вина и продолжил лекцию, словно за дверью подслушивали:
– Чистильщики подарили Фросту технологию – хотя все заслуги в разработке RF он приписал себе – и разрешили нашим кораблям передвигаться по их, Чистильщиковым, коммуникациям. – Том примолк на несколько секунд, послушал что-то, недоступное нам с Лайной. – Неизвестно, чем Фрост их одарил в ответ, но у Чистильщиков есть непременное условие: их жизненное пространство нельзя загрязнять. – Он повысил голос, чтобы за дверью его лучше слышали: – Чистильщики убеждены, что всякий человек отдает себе отчет, хорошо он поступает или дурно, сделал гадость или нет. Хотя Тереза сдала тебя мамочке, – пробормотал Том, обращаясь к Лайне, – и воображает, будто это не подлость, а благой поступок… Таких виноватых в чем-то людей они забирают с борта RF-корабля и увозят неведомо куда.
– Но подожди, – я заинтересовался, – тут же ошибка. Негодяй убьет жену и будет счастлив, заявляя, что избавил мир от злобной стервы. Никакого чувства вины – и никаких Чистильщиков?
– Верно, – кивнул Том, собирая со стола рассыпанные мною печенюхи и отправляя их в рот.
– А нервная дамочка на скутере задавит неосторожного котуна и будет угрызаться. Тут-то ее Чистильщики цап-царап – и уволокут?
– Вот именно. – Том заговорил тише – очевидно, нескромные уши удалились. – Поэтому наш капитан столь трепетно относится к своим пассажирам и каждого проверяет на предмет виноватости.
– Кстати, он понял, что ты ему что-то наврал.
На морде лисовина промелькнуло беспокойство. Я тоже обеспокоился. Ерунда получается с этими Чистильщиками и чувством вины.
– Лайна, моя радость, не хочешь ли переодеться? – спросил Том. – Я бы приложил на место свою шкурку, пока не испортилась.
– Тогда отвернись, – ответила моя любимая.
Том сделал последний глоток вина и поднялся.
– Подожду снаружи. И надо побыстрей спускаться – мамочка минуты считает. Не учудите ничего; второй раз не отбрехаетесь.
Он вышел. Лайна стиснула руки и жалобно проговорила:
– Не получилось. Джим, я вправду так хотела…
– Не последний день живем, – попытался я ее утешить. Затем достал кредитку с неполными двумя тысячами стелларов: – Возьми свои деньги.
У Лайны округлились глаза:
– Какие деньги?
– Скопленные на свадьбу.
– Что? Кем скопленные?
Она изумилась так натурально, что я готов был ей поверить. И поверил бы, не будь обязан Тому жизнью и нашей с Лайной спасенной репутацией. Я положил кредитку на стол и посмотрел Лайне в глаза. Не выдержав, она опустила ресницы.
– Это он, да? Он разболтал? Проныра. Всюду шастает, везде суется. Где только папа его подобрал? Пригрел на свою голову.
Мне стало обидно за Тома и стыдно за Лайну.
– Отдай шкурку и быстро одевайся.
Она подергала узелок на шее.
– Сам развязывай.
Я развязал полоску меха и понес ее Тому. Наш лисовин ждал за дверью, притулившись к инкрустированной сиреневым перламутром стене. Вид у него был удрученный.
– Повернись ко мне, прилажу шкурку, – сказал я.
Он убрал от лица волосы. Бледная полоска собственной кожи была в капельках крови.
– Вот благодарность, – горько произнес Том, когда я управился. – Стараешься сделать как лучше, а оказываешься болтуном и пронырой.
– Не подслушивай под дверью – и не узнаешь людской благодарности, – отозвался я, скрывая неловкость. Уж Лайна-то могла быть посдержанней на язык. Что ж она – совсем как миссис Трелони?
