– Снял бы ты ее, а?
– Не могу. Нельзя.
– Мэй-дэй! – Меня разобрала злость. – Что ты от меня-то хочешь?
– Поговорить. Джим, друг, не сердись. Подожди.
Том вытащил из-под куртки тонкий кинжал и полоснул лезвием по лбу и под глазами, сделав два бескровных разреза через все лицо.
– По-настоящему это не так делается…
Ногтями он подцепил у висков наложенный биопласт и резким движением отодрал кусок загорелой «кожи» с густыми бровями и прорезями, которые были окаймлены щеточкой темных ресниц. Собственная кожа Тома оказалась белая, не знающая солнца, усеянная крошечными капельками выступающей крови.
– Так лучше?
Я отыскал в кармане куртки обеззараживающую салфетку.
– Промокни кровь. Больно?
– Ерунда.
Том соврал: у него даже слезы навернулись. Он скатал оторванный кусок маски в трубочку, завернул в салфетку и бережно спрятал.
Ну что за человек навязался мне в друзья?
Мы вошли в бар, оставив смирного, пришибленного Дракона за дверью. Кто ему тут не понравился? Предоставив Тому выбирать у автоматической стойки угощение, я оглядел посетителей. Городские. Похожи на отдыхающих, которые кочуют по берегу от гостиницы к гостинице и в каждой посещают ресторан или бар. Три девушки более или менее трезвы, а четверо парней набрались изрядно. Лишь пятый, что выглядит старше прочих, кажется трезвым. Все понятно: Дракон пьяных на дух не переносит. Да и наша автоматика спиртного им больше не отпустит; разве что заказ сделает «трезвенник» либо одна из девушек.
С кружками пенистой медовухи и плошкой теплых, только что пожаренных орехов лещинки мы устроились за столиком у входа. Я бы выбрал дальний угол, где потемнее и не так заметна белая, в кровавых крапинах, полоса у Тома на лице, но его самого она как будто не смущала.
Он с удовольствием отхлебнул медовухи и отправил в рот горсть орехов.
– Я, друг мой Джим, вот о чем хотел потолковать. Старый Билли Бонс не был идиотом; коли он сказал, что в кристалле твои Птицы, значит, так оно и есть. С помощью кристалла их можно найти. Я расспросил знающих людей и кое-что выяснил. RF так зовется по имени разработчика, Рональда Фроста. Но чаще это расшифровывают как «фактор риска». А космолетчиков с таких кораблей называют risky fellows – рисковые парни. RF-корабли чертовски выгодны. Они летают далеко и быстро – шныряют по галактикам, как ты на скутере по лесу. Прежде RF был очень популярен, но сейчас выходит из употребления.
– Запрещен в половине миров, – повторил я услышанное от профессора Луса.
– Не то, чтобы запрещен, – возразил Том, – но не поощряется. Хотя мне не смогли объяснить, почему.
– Потому что это натуральное убийство.
– Да нет же. RF-запись может – и должен – читать специалист, risky fellow. То, что твоя запись не имеет защиты от простых смертных вроде нас с тобой, – вот это преступление. Или головотяпство. Полицейские даже задавали вопрос: не желал ли старина Бонс отправить тебя на тот свет, чтобы не скучать одному?
– Чушь.
– Полная, – охотно подтвердил Том. – И доктор Ливси то же самое говорил, возмущался, что они старика подозревают. Полицейские хотели забрать кристалл как вещдок, а он не позволил – из принципа.
– Ну, а почему я выжил?
– Повезло. – Жмурясь от удовольствия, Том сделал добрый глоток медовухи и заел орехом. – Ты недавно познакомился с хроном; его воздействие смягчает влияние RF. Тебе на самом деле чертовски повезло, – повторил Том, обводя ленивым взглядом расшумевшуюся компанию; парни спорили о достоинствах антигравитационной системы Льюиса, а девицы пытались вернуть разговор в более понятное им русло. – Короче говоря, друг мой Джим, в твоем кристалле записан маршрут к планете, где водятся бесценные дикие Птицы. Сейчас, когда их чуть не объявили национальным достоянием, самое время привезти на Энглеланд полный трюм этих тварей. Большие деньги, между прочим…
– …придется потратить, – докончил я фразу. – Корабли с RF-тягой почти не используются, RF-навигаторы, по словам того же Бонса, сумасшедшие, а правительство не заплатит за Птиц ни гроша. С радостью примет их в дар и сгубит в неохраняемых заповедниках.
– Птиц можно продать на других планетах.
– Попробуй. На Энглеланде есть традиция. Свои поверья, мифы и предрассудки. А в иных мирах спрос надо создавать на пустом месте. И ты сможешь объяснить людям этот бред: убить Птицу, чтобы на башку насыпались перья? Такая чушь проходит только здесь. – Я сам подивился тому, с какой злостью это сказал.
Том осторожно коснулся лба с точками запекшейся крови, покривился:
– Саднит, зараза. Джим, друг, пойми: не в деньгах счастье. И даже не в Птицах. Подумай: ты остался не у дел. Чем теперь заниматься? Обслуживать постояльцев? Они тебе на фиг не нужны. Уедешь в город искать работу? И сбежишь оттуда через месяц. Улетишь с Энглеланда? Именно это я и предлагаю. Причем не надо тратиться на билет: мистер Трелони берет расходы на себя. Он мечтает вырваться из-под супружеского каблука и пуститься в авантюру… в поход, который сулит честь и славу добытчикам настоящих диких Птиц.
– А ты?
– И я с ним, конечно. Я ее ненавижу. – Тома передернуло. – Мне жалко Лайну, жалко сквайра, жалко себя… а ее – ненавижу.
– Что тебя удерживает в поместье?
Том потряс головой:
– Не скажу. Джим, друг, соглашайся. Мы со сквайром все продумали. Без тебя никак нельзя – ты единственный, кто смыслит в Птицах.
– Нет, – сказал я.
Том растерянно заморгал. Собственные ресницы у него были длинные, как у Лайны, и светлые, в цвет волос. Удивительно, как сохранил их под биопластом…
– Почему «нет»?
– Я уже чуть не сдох от этого RF. И не хочу становиться risky fellow и погибать черт-те где вместе с тобой, сквайром… Кого еще он привлечет? С доктором Ливси, к примеру.
– Ты боишься?
– Не желаю хоронить людей. Эта авантюра слишком дорого нам обойдется.
– Извини, – проникновенно сказал Том, – но ты и на Энглеланде не жилец.
– Зато ты целее будешь.
– Ты что – серьезно? Отказываешься?
– Наотрез.
– А если тебя попросит сквайр? И доктор Ливси, которого он сейчас уговорит?
– Скажу то же самое. Можешь поверить интуиции Трижды Осененного: эта затея – самоубийство.
Том поверил – не в самоубийство, разумеется, а в мой отказ. Он побледнел, руки задрожали. Но я же не виноват, что все во мне восстает против его великолепной придумки.
Том сжал в ладонях кружку с медовухой.
– Ну, что ж… – произнес он напряженным, готовым сломаться голосом. – Давай тогда выпьем за разбитые надежды, упущенные возможности, свою поломанную жизнь.
