Сдавшись, она быстро поцеловала его и побрела вниз по склону.
Элан поглядел, как там Борис. Художник скакал горным козлом. Еще метров семьсот пути – и доберется до вершины перевала. Надо его подстраховать: наверху могут оказаться неожиданности. Да и попридержать стоит, чтобы не покатился кубарем на спуске. Кроме того, Элану не понравилось, как художник повесил сумку: ремень на левом плече, а сумка болтается справа. Нельзя размещать тяжесть со стороны понижающегося склона.
Он раскрыл альпеншток, зафиксировал крепления и устремился наверх. Наискось пересекавшая ледник тропа была вырублена на совесть, но лед подтаял, подплыл. Элану вспомнилось, как сам кувыркался по снежнику после того, как из-под ног с громом вымахнул Тамарин джинн. Ну, здесь-то джиннов нет…
Откуда-то донесся крик. Оглянувшийся Борис замер, вскинул над головой альпеншток – и вдруг бросился бегом, точно за ним погнались злобные горные духи.
– Стой! – закричал Элан. – Стой, не беги!
Звонкое эхо загуляло над ледником, далеко в стороне покатилась маленькая лавина.
– Борис, стой!
Бесполезно: художник во всю прыть несся по ненадежной подтаявшей тропке. У Элана оборвалось сердце. Псих эдакий, он же сейчас навернется!
Так и есть. Фиолетово-белая фигурка покачнулась и вместо того, чтобы упереться альпенштоком, бестолково замахала руками в попытке удержать равновесие. Сейчас по-идиотски размещенная сумка перевесит… Несколько мгновений Борис дергался на тропе, затем опрокинулся и покатился по склону.
Снизу долетел визг Мишель. До крови прикусив губу, вне себя от сознания собственной беспомощности, Элан смотрел, как художник несется вниз.
Борис сделал то же самое, что в свое время тигреро: сгруппировался, прижал колени к груди и прикрыл руками голову. Крутизна здесь была меньше, чем там, где убился Элан, и несколько отчаянных секунд тигреро надеялся, что все обойдется, – однако Борис внезапно исчез. Пропал, будто не было вовсе.
За что – ну за что им это все?!
Тигреро оглядел пустой склон. Отметил точку, где исчез художник, прикинул расстояния. Чем пересекать склон наискось, проще спуститься с ледника по тропе, пройти низом и затем вновь подняться метров на сорок. Что привиделось этому кретину, отчего он потерял голову и стремглав рванул по скользкому льду? Элана подташнивало; он подавил дрожь в коленях и двинулся вниз.
Перепуганная Мишель подскочила к нему, едва он ступил со льда на твердую землю.
– Элан, что это?!
– Расселина во льду. Идемте.
Они зашагали по шуршащим сырым камням, меж которыми поблескивала талая вода.
– Что теперь? – спросила версана.
– Будем доставать – если сумеем, – хмуро отозвался он. – Но у нас ни черта нет – ни ледорубов, ни скоб, ничего.
– А как же тогда?…
– Понятия не имею! – взорвался Элан. – Я охотник, а не альпинист. Сдохнет там к чертовой матери, вот и все! – Он помолчал, стиснув зубы. – Извините.
Мишель провела рукой по лбу, жалобно призналась:
– Я сойду с ума.
– Мы все давно сумасшедшие, – он криво усмехнулся. – Вы останетесь внизу – и если меня угораздит сорваться, будете ловить.
– Элан, – Мишель тревожно заглянула ему в лицо, – вы не полезете в расселину один?
– Я не самоубийца. – Он остановился у белесого камня, который заметил сверху. – Здесь. – Еще раз проверил фиксаторы альпенштока – уж больно ненадежна складная игрушка – достал из ножен свой охотничий нож, взял в левую руку: чем черт не шутит, вдруг и он пригодится. – Ну, я пошел.
Версана, как ребенок, уцепилась за рукав:
– Элан!
Он обернулся. Мишель облизала пересохшие губы, сглотнула.
– Я люблю тебя, – вымолвила она. – И не хочу потерять. Будь осторожен.
Уже второй раз она уверяла мужчину в любви, не успев полюбить по-настоящему, однако надеясь превратить слова в талисман, который убережет дорогого ей человека.
Элан улыбнулся, обнял девушку, поцеловал в волосы – и двинулся вверх по склону, стараясь держаться пятен сырого, липкого, надежного снега. Это удавалось не всегда, и он оскальзывался на влажном льду, падал, упираясь альпенштоком, – его острый конец оставлял глубокие борозды, но неизменно находил опору. Тогда Элан поднимался и продолжал карабкаться. Дважды пришлось пустить в ход нож: он хорошо держал в снегу, хотя на второй раз лезвие попало на лед, и острие обломилось.
– Э-эй! – наконец расслышал Элан глухой голос. – Эй-ей!
Он взобрался повыше и увидел темно-голубую щель, точно аккуратный пропил в ледяном панцире.
– Привет спелеологам, – громко сказал тигреро и махнул ожидавшей внизу Мишель: дескать, нашел пропажу. – Как самочувствие? – Он подполз к краю расселины и заглянул. – Да ты тут плотно обосновался.
Метр с небольшим в самом широком месте, расселина уходила вниз под углом, и в ее синем сумраке тигреро не сразу разглядел Бориса. Художник застрял на глубине около четырех метров; виднелась одна лишь злополучная сумка, которая его погубила, – темно-красное пятно.
– Борис! Цел?
– Не цел! – завопил художник. – Больно!
– Потерпи, скоро достанем, – ободряюще сказал Элан, прикидывая, как и что.
Пожалуй, двое крепких парней управятся без особого труда. Вырубить хорошие опоры и положить у края расселины Майка, чтобы держал, а самому на веревке спуститься вниз. Второй веревкой обвязать Бориса; а если не удастся, то обвязать сумку: ремни его удержат. Бомбой влетевший в щель художник застрял прочно – но все же не настолько, чтобы его было не выдернуть. В крайнем случае, можно притащить с Двадцать Первого пару больших термосов, полить лед кипятком и вытащить Бориса, как не притертую пробку из горлышка. Милое дело.
– Больно-о! – взвыл художник.
– Терпи. Какого рожна бегом пустился?
Борис промолчал, а тигреро оглянулся, высматривая, не показался ли на тропе под ледником Майк. Версана не было – да и быть еще не могло – зато глаз отдохнул на ладной фигурке Мишель.
Из расселины донесся стон. Конечно, больно – ввалился на большой скорости, засел свернутый клубком.
– Борис, слушай, что мы будем делать. Я побегу на Приют, захвачу все, что надо, а сюда скоро поднимется Майк.
Снизу долетел хриплый вопль.
– Помолчи, потом откричишься. Когда…
– К черту… Не надо ничего. Прикончи, как Тамару.
– Я не штатный палач.
– Да больно же!
– Будешь терпеть, пока не достанем. Подумаешь, в лед завалился. Не хрен было рысью мчаться.
– Да я тебя увидел. Решил: за мной гонишься.
– Я думал перехватить тебя до ледника. А ты, как последний кретин…
