– Девочка моя, я… я… – на эмоциях пытается сформулировать мысль мама, – я больше никогда, Люб! Я теперь никогда! Всегда с тобой рядом буду и больше никогда не оставлю! За время, проведенное тут, я поняла, что натворила. И хочу теперь все исправить. Спасибо и тебе, и Роме, – мама переводит благодарный взгляд на него, – что помогли, не бросили! Вылечили, поместив в эту больницу. Спасибо вам!
Рома смущённо опустил взгляд вниз, а может, еще из-за чего-то.
– Мама, – привлекаю ее внимание к себе, – главное, что тебе помогли. Да и я тут ни при чем, это Рома. Кстати, – поудобнее располагаюсь на кровати, на удивление не почувствовав в теле никакого дискомфорта и боли, – ты же помнишь Рамазана, друга Юрки, ну, соседа нашего? Ты мне про него еще рассказывала.
Бровь Ромы вопросительно выгибается, как будто он услышал что-то новое и довольно интересное, а я лишь усмехаюсь на его такую реакцию.
– Да, да, конечно! Они с Юрой очень дружны были.
– Так вот, это он и есть, мам! Правда, вырос нехило так, да?
Мама отвлекается от меня и смотрит на него удивленно, как будто пытается вспомнить. А после встает и, распахнув свои объятия, крепко обнимает и его.
– Спасибо, сынок. За дочку мою спасибо, за меня тоже. Думаю, Юрка тебя тоже благодарит, смотря сейчас на нас с небес.
Рома обнимает ее в ответ, утешающе похлопывая по спине. Когда мама заговорила о брате, ее голос дрогнул, выдавая ее с потрохами, ведь эта тема все еще болезненная для нее.
Раздается стук в дверь, и мы все отвлекаемся и смотрим на вошедшего к нам Сергея.
– Извините, что помешал.
– Серый, – вдруг грозно цедит Рома.
А я не понимаю, что происходит.
– Я на пять минут. Если можно, хотел бы поговорить с Любой наедине.
– Нет, – слышу категоричное от Ромы, что приводит меня в недоумение. Что происходит?
– Молот, это ненадолго. Я быстро и поехал.
– Ты уже должен быть в пути, так почему не выполняешь? – Быстро посмотрев на маму и немного поубавив раздражение в голосе, Рома продолжает: – Не выполняешь задание, порученное тебе.
– Пять минут, Молот, мне нужно пять минут.
– Нет!
– Хорошо, – соглашаюсь я, так как устала уже от их словесной и зрительной дуэли.
Рома смотрит на меня, негодуя; мама осторожно выходит за дверь палаты, оставляя нас.
– Молот… – напоминает Серый, совсем осмелев после моего согласия.
А Рома смотрит на меня, ему не нравится вся эта ситуация, но он все же выполняет просьбу друга. Уже у дверей оборачивается и произносит:
– Пять минут. И, Люба, я с тебя еще спрошу за это. – И выходит из палаты.
Вновь выбираю для себя удобное расположение и, подняв на Сергея взгляд, спрашиваю:
– Что ты хотел сказать?
– Попросить прощения хотел, Люб.
Искренне удивляюсь его порыву.
– За все. Ты многого не знаешь, но скоро все откроется. Я бы не хотел уезжать вот так, не попрощавшись. Знай, каждый отвечает за свои дела сам. И если бы можно было все вернуть и пройти заново, я бы ничего не поменял, а поступил бы точно так же.
– О чем ты? Я не понимаю.
– Я убил отца твоей подруги, но, повторюсь, я не жалею. Он начал убивать невиновных, сошел с ума, и если бы я его не прикончил, он бы и тебя убил…
Неожиданно перед глазами возникает сцена, как я вхожу в палату к Алинке. Она ревет, лежит на кровати и плачет, по Илье, как она его любит и как жалеет, что все вмиг исчезло. Теперь она пуста и тоже не хочет жить без него.
Рядом с ней плачущая мать, которая шепчет ей слова утешенья, что все наладится, что время лечит. Ей сейчас надо подумать о себе, о лечении. Не уходить в депрессию… А у окна стоит ее папа, смотрит на ночное небо и причитает о том, что небеса ее покарали, что она хотела предать их семью, младшего брата и «спутаться с бандитской шавкой».
Увидев меня, они, конечно, приходят в шок. Мало того, что я изменилась внешне, но самое неожиданное – что я жива. Ведь они слышали новости о моей гибели в автокатастрофе.
Успокаиваю их, оправдываясь, что документы украли и воры попали в ДТП. Поэтому эта путаница и получилась. А сама я уехала в столицу и работаю администратором в салоне красоты.
Отец Али подозрительно молчит, смотрит мне в глаза, а после, что-то прошептав своей жене на ухо, выходит из палаты.
Она поясняет, что он вышел поговорить с очень важным человеком, который может помочь отправить их дочь на лечение в Москву, к хорошим физиотерапевтам. У нас в районной больнице нет таких.
Соглашаюсь и подхожу к подруге, присаживаюсь на ее кровать.
– Люб! – бросается ко мне в объятия подруга. – Любааа, Илюши больше нет, – жалобно стонет Алинка. – Его нет! Его убили! Ну как же так! Он же такой хороший! Он никому зла не делал, Люб! Он не виноват был, понимаешь!
Он меня спас, а сам умер! Ты понимаешь, какой он, Люб! Его только что за меня унизили, втоптали в грязь. Папа даже ударил его, а он терпел, стоял и молча терпел. Потому что любил меня и хотел быть со мной, понимаешь. Слова против не сказал отцу, лишь что любит и хочет жениться на мне, а его вышвырнули из дома! Унизили и выгнали. Я не понимаю, почему все так! Не смогла сдержаться и побежала за ним. А он, как чувствовал, ждал меня, не уезжал от дома. Понимал, что люблю его и не брошу, ждал, пока выйду. И я выбралась, через окно выпрыгнула к нему. Хотела попросить прощения за поведение родителей. А он… он, вместо того чтобы ругаться, он меня утешал, представляешь?! Говорил, что это родители, их надо слушаться. Надо просить прощения, и когда-нибудь они простят. Надо набраться терпения. Ну как так?! Мой Илюша, мой большой и сильный! Что же теперь делать?! Что?! Как оживить моего любимого, Любаааа, подскажи!!!
Алю накрыла истерика. Она то громко кричала, то тихо плакала. Невыносимо больно видеть свою подругу в таком состоянии, я ревела вместе с ней, понимая, что больше нам ничего не остается. Судьба уже все решила за нас.
Так продолжалось до тех пор, пока ее мама не вызвала медсестру и та не сделала Але укол с успокоительным.
Часа через два организовали скорую помощь и увезли Алинку с мамой в Москву. Ее отец остался в городе, под предлогом, что дома его ждет несовершеннолетний сын.
Дядя Дима предложил переночевать у них, а не возвращаться к себе домой, я согласилась. И все вроде было хорошо. До тех пор, пока он не отправил сына к сестре матери, на неделю. Вот тогда все и началось. Он привязал меня к стулу и как сумасшедший орал. Винил меня во всех бедах, что случились с Алиной. Вспоминал, что всегда был против нашей дружбы, так как от моей семейки ничего хорошего ждать не приходится. «Алкашня» – так он назвал моих родителей. Он хотел узнать что-нибудь о Роме, но я отказывалась отвечать, говоря, что ничего не знаю о месте его нахождения, и стараясь придерживаться легенды об украденном паспорте. А потом он мне что-то вколол, и больше я ничего не помню.
