— Благодарю вас, лорд Мордред, без вас это преступление не удалось бы раскрыть. У вас есть что добавить к своим показаниям?
Добавить Медро очень хотелось, но, подумав, он решил промолчать.
— Нет, милорд, кроме моего сожаления по поводу такого пятна на вашем имени и чести.
— Хорошо. Можете сесть. Лорд Гвальхавед!
Гвину, Кею и нескольким другим свидетелям предложили подтвердить или опровергнуть рассказ Мордреда, что они и сделали со всей мыслимой осторожностью. О заговорах и измене больше не упоминалось.
Наконец, вызвали Бедивера. Он сделал шаг вперед, опустился на одно колено перед Артуром и снова встал. Артур отодвинул свиток и посмотрел на него именно так, как описывал Гавейн: как на странное и загадочное животное, которого он не мог понять.
— Вы признаете обвинение? — спросил он Бедивера.
— Да, мой господин. — Бедивер склонил голову. — Я виновен в прелюбодеянии с леди Гвинвифар, а, следовательно, в измене вам. — Артур смотрел на него, ожидая продолжения. Бедивер поднял голову и начал говорить с неожиданной страстностью: — Я любил эту даму давно, возможно, почти так же давно, как и вы сами, хотя долгое время после того, как вы женились на ней, даже не заговаривал с ней. Но однажды, в ваше отсутствие, когда она страдала от одиночества и огромного количества забот, я убедил ее довериться мне и соблазнил ее. Она часто пыталась убедить меня прекратить наши отношения, но я настаивал, и она уступила мне из жалости. Я уверен, что лорд Гвальхавед ап Гавейн говорит истинную правду о событиях той ночи, я не оспариваю его слов. Но мною двигала любовь, а не желание причинить вред императорскому величеству. Служить вам всегда было для меня огромной радостью. Мой господин, во всем, кроме этого, моя жизнь была в вашем распоряжении, и я считаю безумием страсть, заставившую меня совершить это преступление. Поверьте, что нет и не может быть никаких иных причин, кроме моей страсти, толкнувших меня на это преступление. Я готов к любому наказанию, готов умереть за это, как велит мне честь. И если вы приговорите меня к изгнанию вместо смерти, я найду какой-нибудь монастырь и там приму самое суровое покаяние, чтобы наказать себя за этот тяжкий грех.
Артур покрутил перстень на пальце. Мне показалось, что на его лице промелькнула тень гнева, но тут же исчезла.
— У вас есть что добавить? — тихо спросил он.
— Нет, милорд. Я жду вашего приговора.
Артур кивнул, затем поднял голову.
— Гвинвифар, дочь Огирфана, — вызвал он меня и, наконец, встретился со мной взглядом.
Я шагнула вперед. Хотела поклониться, но побоялась, что он отвернется, пока я буду это делать. Во рту пересохло, и мне приходилось постоянно сглатывать. Я забыла о людях, заполнивших Зал, о жаре, забыла обо всем, кроме него.
— Вас обвиняют в оскорблении императорского величества, в совершении прелюбодеяния с этим человеком. Вы признаете обвинения?
— Да, мой господин. — Мне пришлось перевести дух, снова сглотнуть, подумать, надо ли вносить поправки в историю Бедивера и о том, как сказать Артуру, что я люблю его. Но после моего единственного ответа он встал и медленно оглядел Зал.
— Леди Гвинвифар, и лорд Бедивер признали обвинение в прелюбодеянии, выдвинутое лордом Мордредом, сыном Лота. Есть ли кто-нибудь, кто это отрицает?
Я уставилась на него, не веря, что он хочет закончить разбирательство после моих единственных слов «Да, мой господин». Но он стоял со свитком обвинений в руках и смотрел в Зал. В Зале было так тихо, что я слышала щебетание ласточек в соломе и крики детей снаружи, у основания холма.
— Объявляю Гвинвифар, дочь Огирфана, и Бедивера, сына Брендана, виновными в оскорблении императорского величия. Это преступление карается смертью. Но принимая во внимание их долгую и верную службу на благо Империи, а также отсутствие доказательств какой-либо иной измены, случайной или умышленной, я заменяю приговор им обоим. Бедивер ап Брендан! — Бедивер шагнул вперед. — Я лишаю вас всех почестей, званий и привилегий, которыми вы были удостоены, и приговариваю к изгнанию в Малую Британию. Если вы окажетесь в любой другой части моего королевства по прошествии недели, вас ждет смерть. Можете взять своих лошадей, оружие и достаточно вещей, чтобы обеспечить себе и своему слуге жизнь в Малой Британии. Вам надлежит покинуть крепость сегодня, до наступления сумерек. — Бедивер преклонил колено, соглашаясь с приговором, и снова встал. — Что же касается вас, леди Гвинвифар, дочь Огирфана… –Артур замолчал, глядя на меня. Я чуть не закричала, умоляя дать мне возможность говорить. Я хотела броситься перед ним на пол, попытаться объяснить, дать ему понять, что, несмотря ни на что, я люблю его. Но что могли значить любые мои слова перед законом? Глаза короля были холодны, очень холодны. Я не могла пошевелиться. Король смотрел на меня совсем не так, как смотрел на Бедивера. Я с очевидностью поняла, что у него в голове не вмещается мысль о предательстве того, кому он доверял безоговорочно. Я могла бы объяснить, но он не хотел слушать. Ему было просто больно, и стало понятно, что не нужны ему никакие мои слова, никакие объяснения. Я склонила голову, а он смотрел поверх меня в Зал, снова такой же спокойный и отстраненный, как изваяние.
— Гвинвифар, дочь Огирфана, невместно, чтобы женщина, обладавшая императорским достоинством, отправлялась в изгнание или терпела наказание от тех, кто был ее подданными. Принимая это во внимание, а также то, что вы менее виноваты, чем ваш соблазнитель, я постановляю: вас должны вернуть в ваш собственный клан, под защиту его вождя, где вы и проведете остаток жизни. Приговор вынесен; суд окончен.
— Мой господин! — воскликнул Бедивер. Я быстро посмотрела на него и покачала головой. Он замолчал, сделал движение в мою сторону, как будто хотел сказать что-то, но стража остановила его. Я низко поклонилась Артуру. Бедивер поступил так же. Я помнила, как, впрочем, и Бедивер, письмо моего кузена Мену. Изгнание было бы куда милосерднее его «защиты». Даже бичевание не шло ни в какое сравнение с тем, что придумает мой двоюродный братец, чтобы унизить меня. Несомненно, он будет приветствовать подобный приговор.
Артур встал, и толпа начала покидать Зал, негромко переговариваясь. Окаменелость покидала лицо Артура. У него просто не осталось сил сдерживать эмоции. Он вовсе не хотел меня унизить. Он плохо знал Мену и, скорее всего, забыл то, что знал. Приговор — оба приговора — оказались на удивление милосердными. Не стану же я умолять его передумать. Он не пожелал выслушивать мои объяснения, и я не стану вымаливать для себя другое наказание. Наверное, я могла бы напомнить ему о четырнадцати годах любви, которые нас связывают, но это то же самое, что для нищего выставлять напоказ свои раны, умоляя о милостыне. Я его оскорбила, и он больше не хотел иметь со мной ничего общего. Что же, буду молчать. До самой смерти.
Артур спускался с помоста, когда его остановил Мордред.
— Милорд, — с чувством заговорил он, — умоляю вас, позвольте мне выказать преданность вашей чести. Я хотел бы сопроводить эту женщину к ее семье.
