Я стиснул зубы, поправил тело Эйвлин, чтобы оно не сползало, и шагнув вперед, вытащил дротик. Сжал древко так, чтобы перестали трястись руки, и крикнул:
— Хочешь забрать? Ну, так иди и возьми.
Тишина. Горы молчали. А потом на склоне что-то промелькнуло. Я поднял дротик. Не буду бросать. В ближнем бою он больше пригодится.
Снова движение. Кто-то бежал между деревьев. Вот человек выскочил на открытое место, и я без сил сел на дорогу, не зная, то ли смеяться, то ли плакать. Ко мне направлялся мальчишка! Лет десяти, не более. Светловолосый.
Он выскочил на дорогу и остановился, с вызовом смотря на меня какими-то слишком уж темными глазами.
— Что, испугался? — с надеждой спросил он.
Я оперся на дротик и с трудом встал. Покачал головой. Говорить было трудно. Мальчик сделал пару шагов ко мне.
— Э-э, да ты больной совсем, — с тревогой сказал он. — Что с тобой стряслось?
— Нет, я не болен, то есть болен, конечно... Ты где живешь, парень?
— Ух ты! Вы что, в реку свалились? — Он заметил тело Эйвлин, свисающее со спины пони. — Вы же мокрые совсем.
— Нет. Да. Это потом. Видишь, женщина очень больна, и ее нужно быстро отнести в тепло. Где ты живешь?
— Тут, рядом. Аббатство святой Елены, возле монастыря Опергелей, — быстро ответил он. — Моя мать — монахиня. А монахини знаешь как здорово лечат больных?! Я покажу дорогу. Я тут все тропки знаю, даже самый быстрый путь… — похвастался он.
Я вспомнил, какие «быстрые пути» нравятся мальчишкам, и поспешно сказал:
— Надеюсь, пони там пройдет? Понимаешь, она сама не может идти. Больна.
Он с сомнением оглядел пони, подумал и кивнул.
— Отец Гилл на своей кобыле проезжает. Для лошадей хорошая дорога. Значит, и ты проедешь. Я покажу, господин.
Я протянул ему дротик, и он шустро устремился вперед.
— Эй, как зовут тебя? — спросил я, поспешая за ним.
— Гвин. Просто Гвин. Отца у меня нет.
«Гвин» — значит «светлый», конечно, это из-за его волос. Сын монахини. Любит пугать путников. Живет в аббатстве, а там кто-то умеет лечить. Вот это повезло нам! Как же здорово, что его мать нарушила обет, родила сына и теперь растит его в аббатстве, где обычно привечают таких незадачливых матерей.
Очень скоро мой провожатый вывел нас на дорогу, отходившую от главной. Насколько я понял, вела она к морю.
— Здесь здорово на лошадях кататься, — рассказывал парень. — Отец Гилл иногда дает мне свою кобылу, ну, когда мессу служит для сестер. Мне-то пока на мессу нельзя. А ты воин, господин?
— Да никакой я не господин. И не воин. — Приходилось внимательно смотреть под ноги. И голова болела. — Я обычный слуга. И зовут меня Рис ап Сион.
— Но ты же не здешний. Говоришь как-то чудно.
— Я из Думнонии.
— Ухты! А в Камланне бывал? Монахини в аббатстве говорят, что Камланн — дьявольский рассадник!
Ну еще бы! Монахини живут в Гвинеде. Гвинед — враг Артура. Стало быть, они враги Артура вдвойне.
— Я слуга господина из Камланна, — твердо сказал я. — Никаких дьяволов там нет. Если тебе чертей не хватает, иди в Деганнви.
Похоже, мой ответ его устроил.
— Да я и не думал, что в Камланне есть черти. Это мама говорит, что все воины — дьяволы, а мне-то они нравятся. Я хочу быть воином, когда вырасту. А Императора ты видел?
Меня хватило лишь на то, чтобы кивнуть головой.
— Какой он? Монахини говорят, что он — главный дьявол и предатель, у него — копыта, и что он своими налогами всех разорит.
— Неправда. Ноги у него самые обычные. Император Артур… ну, он примерно такого же роста, как я, а волосы у него примерно такого же цвета, как у тебя…
— А правда, что у него пурпурный плащ? И корона? В Евангелии Хиуэл изобразил императора и сказал, что императоры выглядят примерно так, и только им позволено носить пурпурные плащи.
— Плащ у него и верно пурпурный. Насчет короны — не знаю, не видел. Не носит он ее. А вообще, он хороший человек, обходительный и справедливый. И король великий!
Гвин прикусил нижнюю губу, его странные темные глаза сияли.
— Вот бы хоть одним глазком посмотреть! А ты и Братство видел? К нам иногда барды заходят, песни поют. Я всегда прошу спеть о воинах. Только мама не позволяет, — парень насупился. — Она знаешь как взбеленилась, когда узнала, что это я попросил барда спеть про воинов? — Гвин потупил глаза. — Ну да, наверное, не стоило мне… все-таки мать надо слушаться. Но ты и в самом деле видел их? Всех, всех? Гавейна, Бедивера, Кея и… — парень вдруг замолчал, остановился и с тревогой посмотрел на меня. — Тебе плохо?
Конечно, мне было плохо. «Хорошая дорога для лошадей», как по мне, вся состояла из сплошных холмов. Было уже темно, и я прилагал немало сил, чтобы не споткнуться. Если упаду, голова точно расколется.
— Нам далеко еще? — хриплым голосом поинтересовался я.
— Нет, совсем не далеко! Давай я поведу твоего пони, Рис ап Сион. А ты прислонись к нему, легче будет идти. Я больше не буду тебя пытать. — Он уверенно взял поводья, а я оперся рукой о бок пони, пристроив голову Эйвлин на своем плече. Она была теплой. Господи, слава Тебе, она жива еще. Могла бы простыть, ночь-то холодная. Мы все шли и шли, но я больше не думал о дороге. Удивительно! Как это мальчишке позволяют шастать в одиночестве в таком диком краю? Хотя, если он местный, не заблудится. И вообще, хороший парень, несмотря на свое сомнительное происхождение. Молчит. Не хочет меня беспокоить. А глаза-то блестят. Вопросов в голове много. И хочет стать воином. Что ж, в его возрасте и я хотел. Да где же это аббатство? Оно же не может быть далеко от дороги? Именно в это время Гвин остановился, и я чуть не налетел на него. Подняв глаза, я увидел темные контуры зданий, факелы перед воротами и свет в двух-трех окошках. Но я настолько устал, что даже не почувствовал радости.
— Рис ап Сион, — как-то неуверенно обратился ко мне Гвин, — а ты не можешь сказать, что это твой дротик, а? Мне не разрешают… Мама расстроится, если узнает… Я с уроков сбежал. Накажут так и так, но если узнают про дротик, будет хуже.
Даже сквозь боль я усмехнулся. Сбежал, значит?
— Конечно. Скажешь, что просто помог мне нести его. А ты в свою очередь, не говори им, что я слуга из Камланна. Это их не обрадует.
Он кивнул, сделал шаг вперед и снова остановился.
— Эй, а ты потом отдашь мне мой дротик? — с подозрением поинтересовался он.
— Само собой. Это же твое оружие.
Мальчишка успокоился, кивнул и повел нас к воротам. Мы дошли. Гвин постучал. В воротах отворилось маленькое оконце, за ним мелькнуло чье-то бледное лицо, и ворота отворились. Вышла худая женщина. Глаза у нее гневно сверкали.
