Стоп! Но ведь я вполне осознанно сделал выбор, так что бесполезно думать о том, как бы оно всё могло сложиться иначе. Когда-нибудь для всех обязательно приходит время умирать. Но умирать можно по-разному. Я выбрал Свет. Да, все могло сложиться по-другому, промолчи я в разговоре с Мордредом. Но что сделано, то сделано. Все, что я мог теперь — остаться самим собою. Незачем терзаться мыслями о том, что было бы, если… Лучше помолиться.
Спустя время снаружи послышался стук копыт. Я сел, перекрестился, и стал ждать. В хижине стемнело. Наверное, настала ночь. А какая? Та же самая, которая последовала за днем, когда меня стукнули по голове, или уже следующая?
Вошел Мордред. Опять Мордред! Он высоко поднял фонарь и посторонился. И вот тут, словно потоп, в дом ворвалась Моргауза. Поверх малинового платья на ней был длинный темный дорожный плащ, и моим слезящимся глазам казалось, будто она всю ночь плыла в этом плаще. Она замерла в дверях, глядя на меня сверху вниз. Сердце мое пропустило удар, но я справился с собой, собрался с духом и посмотрел на нее.
— Дайте огня! — приказала она, не сводя с меня взгляда.
У нее из-за спины выскользнула Эйвлин, прошла к очагу и принялась возиться с трутом. Хоть и не хотелось ее видеть, я все-таки посмотрел. Служанка выглядела очень бледной и старалась не встречаться со мной глазами.
Занялся трут, стало чуть светлее. Отблеск упал на волосы Эйвлин, и они стали походить на спелую пшеницу под ветром. Метнулись тени; это занялись дрова в очаге. Леди Моргауза расстегнула серебряную заколку дорожного плаща, позволив ему упасть с плеч. Мордред подхватил плащ и передал охраннику, что-то коротко приказав по-ирландски. Охранник кивнул и вышел. Мордред огляделся, зажег фонарь и повесил на крюк, торчавший из соломенной крыши, взял трехногий табурет пододвинул его к огню. Потом он подошел ко мне, схватил за левую руку и рывком поднял на ноги. Голова опять закружилась, меня замутило, но я удержал приступ рвоты и упал на табурет после очередного толчка Мордреда. Теперь мы с королевой оказались лицом к лицу.
Леди Моргауза скрестила руки на груди. Белые и очень сильные руки. Лучше бы, конечно, смотреть ей в глаза, но я смотрел прямо перед собой, и видел только руки. Краем глаза я заметил, как Эйвлин бочком прокралась к стене и затаилась в темном углу.
— Ну что же, начнем, — сказала королева мягким и очень холодным голосом. — Значит, ты не веришь, что мой несчастный сын Гвальхмаи сошел с ума?
Вот уж не ожидал, что опять придется выслушивать эту историю. Я сжал зубы и уставился в пространство.
— Допустим, ты прав. Сегодня прав. — Платье королевы отчетливо шуршало при каждом движении. — А вот завтра можешь оказаться не прав.
Ага, она что же, собирается свести с ума собственного сына? А сможет ли? Он же рассказывал, что она пыталась убить его с помощью колдовства, и попытка провалилась. Может, и на этот раз не получится? А ну как получится?
— Посмотри на меня, раб! — приказала леди Моргауза.
Я посмотрел. Ее глаза оказались еще холоднее и чернее, чем я помнил. Может, уже зима пришла? И все-таки я встретил ее взгляд. Королеву я не боялся. Я боялся, что эта предательница Эйвлин заметит, как сильно я боюсь.
— Ты поможешь Мордреду вылечить моего сына! — заявила леди Моргауза.
— Нет, леди, не помогу. — Я стиснул зубы.
— Да кто тебя будет спрашивать! — возмутилась королева. — Живой или мертвый, ты сделаешь то, что я скажу. Завтра и сделаешь.
Мне снова стало плохо, но на этот раз удар по голове был ни причем. Я сглотнул комок в горле, еще раз сглотнул. Однажды я слышал историю о человеке, который попал в руки ведьм, но сумел ускользнуть от них. Некоторое время спустя ему приснилось, что они пришли, перерезали ему горло и вырвали сердце, слили кровь и заткнули рану тряпкой. А во сне ему приказали грабить могилы. Он и грабил. Проснувшись в собственной постели, он очень радовался, что все случившееся оказалось лишь сном, что он опять обычный человек, и волен идти куда хочет. Вот он и пошел. Остановился возле родника напиться, наклонился над водой, и тут у него из горла выпала тряпка и он упал замертво. «В нем совсем не осталось крови» — моя сестра Морфуд с удовольствием рассказывала эту историю, и я, помнится, засмеялся, только не мог понять, над чем. Теперь, глядя в глаза леди Моргаузы, я был уверен, что она может проделать со мной что-нибудь похожее. Она ведь сказала, «живой или мертвый», но я помогу ей с Мордредом во всем, что они замыслили сделать с моим господином. Какой-то противный голосок у меня внутри предлагал немедленно соглашаться с предложениями такой могучей ведьмой. Так что, если я все равно, живой или мертвый, предам своего хозяина, лучше это сделать живым, что ли? Нет, не так. Если я останусь живым, то, может, смогу хоть чем помочь лорду Гавейну? Только тогда она своими сильными белыми руками просто разорвет мне сердце, и я тоже упаду замертво, как тот бедолага из рассказа сестры.
— Леди, — сказал я, — наверное, вы можете заставить мое тело делать, что вам заблагорассудится, да только я вам помогать не стану. Я вас не боюсь. Делайте, что угодно, но погубить мою душу вам не удастся. Лучше о своей подумайте. — Я поднял голову и посмотрел в глаза колдунье.
Как ни странно, мои слова ее поразили. Королева слегка покраснела, улыбка исчезла, а в глазах что-то дрогнуло — мне показалось, что это ужасающее одиночество и какое-то болезненное желание. Одним широким шагом она подошла ко мне, схватила за волосы, откинула мне голову назад и наклонилась так, что ее лицо оказалось в нескольких дюймах от моего.
— Смело сказано! — прошипела она. — Черт с ней, с твоей душой, мне нужны только твой разум и тело. А они мои! — Она резко оттолкнула меня и наклонилась.
Очень болезненный укол в ногу сбросил меня с табурета. По ноге растекался огонь. Мне едва удалось встать на четвереньки и отползти на шаг. Королева, Мордред и Эйвлин смотрели во все глаза, как я корчусь на полу. Первые двое наблюдали за мной с насмешливым видом, Эйвлин — с ужасом. Она сидела у стены, подтянув колени к подбородку и кусая губы. Интересно, о чем она думала.
Я сел на пятки, решив, что на земле будет безопаснее, и посмотрел на королеву. Нога онемела, по всему телу бегали мурашки. Но я больше не боялся. Больше того, я видел, что и она знала, что сила ее не безгранична. Я понял, что могу умереть, но вера моя останется при мне, и это понимание наполнило меня ощущением победы.
Лицо королевы снова стало бесстрастным, мертвенно-белым, если не считать страшных глаз. Она заговорила обычным мягким голосом:
— Слушай меня внимательно. Вернешься в Деганнви завтра утром. Скажешь господину, что тебе нужно поговорить с ним наедине. Приведешь сюда. Скажешь, что он должен кое-что увидеть своими глазами. Посоветуешь привязать его проклятого коня покрепче. Когда он войдет в хижину, попросишь у него меч. Скажешь, что хочешь на нем поклясться. Как только меч окажется у тебя в руках, выбросишь его за дверь, как можно дальше. И не дашь ему выскочить наружу. А потом Медро и Руаун свяжут его. На этом твоя часть дела будет окончена.
