Серёга закрыл руками лицо. Сидел и долго молчал. А потом его снова прорвало.
– Я тогда думал, что я извращенец. Неужели мне нравятся маленькие дети? Ты знаешь до чего дошел мой бред? Ты знаешь до чего довел меня мой страх? – Серёга как-то странно засмеялся – Я стал смотреть на других маленьких девочек ее возраста! Чтобы убедиться, что я не такой как все. Боже, меня выворачило от этих мыслей. И знаешь что? Нихера, ничего! Только она! Блять! Она и никто больше. И от этого ещё хуже. Я перестал с ней общаться. Запретил приходить ко мне домой. Смотрел как она часами стоит под моим окном и ревёт. Но знал, что так лучше для нее. Меня как наркомана ломало без ее присутствия.
По щекам Серёги текли слезы, чертя ровные полосы на его лице. И тогда я начал его понимать, в какой бездне отчаяния и хаоса жил этот человек.
– А потом я пошел выпить с друзьями и там была Лена. Я решил доказать, что я нормальный. Что я могу быть таким как все. Мы переспали. Я трахал ее сестру, а представлял ее. И хотел сдохнуть. Как я мог быть рядом со своим солнышком, когда я такая грязь? Однажды она встретила меня после школы и орала, что ненавидит. За то что оставил одну, за то что выбрал Лену. А я смотрел на ее слезы и думал : «Правильно! Меня надо ненавидеть!». Я так нуждался в этой ненависти… Постепенно, я смог справляться со своими демонами и все вернулось на круги своя, но в нашей жизни теперь была Лена. Она стала щитом, барьером безопасности для мелкой от меня. Так дышалось спокойнее. А потом… потом не стало родителей. И мир начал разваливаться на части. И не только мой мир…
Серега вытер слезы руками, громко шмыгая носом. Тихо тикали часы, за окном лаяла собака. День был бы таким обыденным, обычным если бы не весь этот рассказ, вся эта гребанная ситуация….
– А когда сказали, что ее заберут в детский дом. Я думал, что сдох. Я думал, что оказался в аду. В моем персональном аду. Что ее не будет рядом со мной. Что я больше не смогу о ней заботиться, что не смогу видеть ее улыбку, слышать не смех. Меня как будто жарили на медленном огне. И снова Лена стала щитом. Спасательным кругом. Мы расписались и стали «родителями». Я понял, что теперь смогу быть с ней рядом. Научился затыкать свою физическую потребность Ленкой. И тут я ещё больший урод. Жить, трахать, быть с одной сестрой, чтобы любить и быть рядом с другой! Я даже просвета в этой тьме не вижу. Мне нужно только, чтобы Женя была рядом, в зоне моей досягаемости, в зоне безопасности. Там где я ее вижу, не смогу тронуть и не дам обидеть никому. Она такая красивая, такая живая, слово весь свет в ней собрался. Как я могу без нее жить? Как? Если её не будет рядом со мной, как мне дальше жить? Если её не будет рядом, все что я делаю бессмысленно?
Серёга шептал вопросы, на которые ни у кого не было ответов. Этот дом так полон боли, она тут лежала пылью, текла из кранов, плавала вместо воздуха. Мы все в этом доме дышим этой болью.
Какой всё-таки ад… я не мог произнести ни слова, я не знал, что говорить. Как помочь человеку, когда помочь нечем? Да и не нужна была ему моя помощь.
– Можно я побуду один? – Серёга прохрипел эти слова и с мольбой посмотрел на меня.
Я вышел из ее комнаты, тихо прикрыв дверь. Когда стал спускаться вниз, увидел Женьку.
Нет! Нет! Нет-нет-нет-нет-нет… Только не это! Не сейчас! Пожалуйста!
Она сидела на полу лестничного пролета. В глазах ужас. Щеки сырые от слёз. И я все понял. Она все слышала.
Твою мать. Блять.. Не так. Зачем именно так? Зачем она узнала именно так?
Она тихо мотала головой, медленно вставая на ноги. Губы шептали бессвязные слова.
И она сорвалась с места. Кубарем скатилась с лестницы, наспех одетые ботинки, хлопок входной двери и я бегу за ней.
Сука… Она же раздетая. На ней футболка и джинсы. Я схватил свою и ее куртку. Одеваясь на бегу.
Не так. Все неправильно. Тебе надо бежать из этого дома, полного боли, но не так…
Я знал куда она бежит. Было только одно место. В голове бил набат из матных слов. Почему я не услышал, как она вернулась? Почему не проверил?
Знакомая тропа. Тот же камень. Дежавю. Та же поза, те же слезы. Но на этот раз не будет никаких слов. Не будет потока грязи. Одно желание обнять. Надеть на нее долбаную куртку и обнять. Спрятать от этого ужаса.
Она слышит как я иду, но не оборачивается. Рыдания сотрясают ее хрупкое тело. Протягиваю руки к ней. Сгребаю в охапку. Распахиваю свою куртку и закрываю ее от всего мира.
Ее рыдания. Она вцепляется в меня, как в спасательный круг. Кулаки сжимают рубашку на моей спине. В ней столько боли, она хлещет через края. И у этой боли вкус солёных слёз. Никогда в жизни мне не было так плохо. Я чувствовал каждой клеточкой, каждым дюймом своего тела, как ей больно. Как ей страшно. Как ее мир расшатывался. Как скрипели и крушились стены, которые она так тщательно устанавливала, чтобы придать своему миру логичность.
Я стоял на этом пустыре, был рядом с ней, но никогда в жизни она не была так далеко от меня. Мне хотелось выть. Я ненавидел день, когда приехал жить в этот дом. Ненавидел день, когда понял, что люблю эту девушку, потому что ничем не мог ей помочь. Только стоять вот так рядом, держать ее, как спасательный плот в море страха, боли и отчаяния.
Женька попросила отвезти ее к Светке. Все происходило как в страшном, кошмарном сне. Губа горела, на правой щеке синел синяк. Левая бровь рассечена.
Женька попросила остановить у аптеки, выбежала, вернулась и стала обрабатывать мои болячки.
Запах йода, ее холодные дрожащие руки. Лёгкие прикосновения. Я прикрыл глаза. Так тихо.
– Больно? – спрашивает она.
– Нет, пройдет. – Я с трудом фокусирую взгляд на ее лице. Столько беспокойства в глазах.
– Прости.
– За что? – я удивляюсь.
– За все. От меня всегда одни проблемы. За Серёгу прости, он… – Она внезапно замолкает. Словно в ней что-то захлапывается.
– Ээй, – шепчу я, – все хорошо, слышишь?
Обнимаю ее снова, она тихо плачет. Снова слезы. Сколько же в ней воды?
– Я не знаю, что теперь делать. Я не хочу идти в этот дом. Не хочу больше. Я так устала. Так устала. Как мне быть? Что с этим всем делать?
– Просто тебе надо поспать. Отдохнуть. А потом придумаем.
Она отстраняется от меня, кивает. Я увожу ее к Светке. Возвращаюсь к Орловым. Как же хреново. Все хреново. Такой бардак.
Вхожу домой, Серёга встречает у дверей.
– Где она? – в голосе усталость, страх, беспокойство.
– Я отвез ее к Светке. – раздеваюсь , снимаю обувь.
– Как она?
Я смотрю на него. Интересно он в курсе того, что она слышала? Мой ответ повисает в воздухе.
Он устало трёт руками лицо.
– Она плакала ведь?
– Серёж, ты серьезно? Ты сейчас издеваешься? Она всегда плачет и только из-за тебя. Постоянно.