Он показал на угловое здание, которое называлось «утюгом» — как здесь, так и в моем прошлом мире. Собственно, потому что имело форму утюга. Там даже не одно здание, а несколько формирующих закрытый дворик. И вот все они вместе с высоты птичьего полета аккурат такой формы. Очень похоже на то, что осталось в «моей» Москве, только этажей больше надстроили и добавили готической хрени в виде каменных горгулий, сидящих на угловых башенках.
— Так что, заходим, находим, ликвидируем. На все про все два часа. Вам зачет, а меня на ужине ждут. Вопросы?
— Есть один, — пусть тот тон, с которым Прокофий Иванович сказал слово «вопросы» их не предполагал, но я все же рискнул. — А что с предыдущим отрядом? Куда Факельщики делись?
— Хер их знает, любителей этих, — Киянка распрямил плечи, скрипнула кожа, а пуговицы чуть не лопнули. — Меня же с ними не было. Глянем по дороге. Готовы? Тогда пошли!
* * *
— Банши! Мляяять! Кровь не останавливается. Как ее заткнуть? — я орал, но не слышал ни себя, ни напарницу, что-то говорящую мне и протягивающую какую-то склянку.
Голова будто в колоколе, блондинка двоилась, ее образ постоянно терялся в облаке пыли, оседающей после взрыва. Точно был взрыв, я зажмурил глаза, кривясь от боли, хотел сжать голову, чтобы остановить гудящий колокол. Но понял, что не чувствую рук, только онемевшую, сведенную судорогой, пустоту.
Открыл глаза, морщась от ярких огней, и посмотрел по сторонам. Осознал, что частично сижу на острых камнях, но и на чем-то теплом и мягком. Сфокусировался, чтобы понять, что с руками.
Почудилось, что я душу кого-то. Что вцепился мертвой хваткой и давлю так, что уже сам потерял чувствительность. В пыльном просвете показалось лицо Прокофия Ивановича, лежащего подо мной. Вся шея в крови, я пытаюсь зажать рану, но как сильно не сдавливаю пальцы, сквозь них резкими толчками вытекает темно-красная жидкость.
Банши не дождалась, что я среагирую. Оттеснила меня и стала щедро лить эликсир на мои руки и на подбородок булькающего и что-то хрипящего Прокофия.
— Я справлюсь, — блондинка толкнула меня плечом. — Догони эту суку!
Меня шатнуло в сторону, когда попробовал встать. Я налетел на кирпичную кладку, куском выпавшую из стены, оперся на нее и, медленно передвигая ноги и спотыкаясь на кирпичах, пошел вперед.
Я тужился, выдыхая сквозь зубы, будто это поможет очистить мозг. Опять, что ли Банши переборщила со взрывчаткой?
«Это не она…» — подсказал Ларс: «Аккуратней, балка сейчас упадет! Муха, черт тебя дери, помоги ему с координацией!»
Помощь фобосов пришлась кстати. В голове стало проясняться, а ноги хоть и ощущались еще какими-то ватными и не родными, пошли увереннее и быстрее. Я огляделся по сторонам и с каждой деталью увиденного, возвращалась память.
Как мы выслеживали ведьму, бродя по каким-то квартирам, ночлежкам и подпольным цехам. Как великан Стеча пер напролом, распугивая местных босяков.
Самой страшной преградой для него оказались дырявые серые простыни, развешанные для сушки в местной прачечной, уже почти перед выходом во внутренний дворик — запутался, сбавил ход. Еще Банши психанула от стаи крыс, бросившихся под ноги со всех сторон. А Киянка отвлекся на молодую девушку в лохмотьях, всхлипывающую в углу за большим корытом.
В тот момент нас и накрыли.
В прямом и переносном смысле. Над головой раздался скрежет, грохот несся к нам с крыши, здание задрожало, а с потолка посыпалась пыль. А потом перекрытие между этажами проломилось, и в прачечную рухнул огромный камень, раскидавший нас по разным углам.
Камень медленно поднялся, принимая очертания горгульи, одной из тех, что я видел на крыше. Распахнул крылья и бесшумно заревел, разинув пасть.
Мы с Гидеоном выстрелили одновременно, крича остальным, чтобы никто не лез в перекрестный огонь. Разрывной из дробовика надломил крыло, Гидеон старался бить в голову, но лишь оставлял щербинки на сером гладком мраморе.
Стеча не успел среагировать, только распутался из веревок, как тут же получил удар вторым крылом. Горгулья вертелась в кругу между нами, выбирая на кого броситься первым. Крушила столбы, рвала веревки, собирая на себя оставшиеся тряпки.
Я выстрелил снова — целился под колено, ближе к самой тонкой части чудовища. Попал по касательной, отколов кусок толщиной с человеческую руку, но этого было мало. Горгулья, зацепила простыню, упавшую ей на голову, и перешла на второй режим бешенства. Бросилась на Захара, неудачно застрявшего костылем в какой-то трещине.
Я не успевал — отстрелял все заряды дробовика, подтянул всех: Ларса, Муху, мэйна, вырвал из перекрытия толстенный стальной двутавр, обрушил на каменного монстра, но лишь немного сбил его с курса.
Банши не успевала, копалась в подсумке, ища то, что подойдет и не угробит и нас вместе с тварью. Гидеон не успевал — бормотал молитву, прижав губы к барабану револьвера, стреляя после каждого четверостишия, но лишь разнося в клочья простыни.
Помятая, искореженная каменная глыба все-таки ударила нашего железного человека. Захар тоже ударил, замахнулся крюком, высек искры из уродливой башки, а потом в него прилетела лапа и чуть ли не сложила его пополам, перебив позвоночник.
У меня в глазах потемнело! Боль, ярость, отчаянье, ненависть к чудовищу — все это смешалось, пропитываясь эмоциями моих фобосов, резонирующих на моих чувствах, как на оголенном нерве. Я ударил — чем-то новым, криком Банши, но беззвучным и сфокусированным. Каждая песчинка горгульи стала объектом способностей Ларса, к которой я мог приложить силу мэйна, задать ускорение Мухи и оставить свой контроль, чтобы не разнести все вокруг.
Каменная статуя, как высохшая на солнце глиняная фигурка, лопнула и осыпалась на пол, подняв вокруг облако пыли.
Опустошенный я сам чуть не осел на пол, перетерпел, чувствуя, как заряд сил медленно, но верно восстанавливается, а оглушенные фобосы приходят в себя.
Гидеон уже был возле Захара. Ворчал, ругался на старика за нерасторопность, вкалывая и вливая в него, похоже, все, что у него было. Закончив с эликсирами, положил голову друга себе на колени, закрыл глаза и начал читать молитву, погружаясь в транс. Я услышал слабый шепот Захара, что он не чувствует ног.
Оглянулся, выискивая Стечу — здоровяк уже был на ногах, рычал и кривился, пытаясь сквозь боль вправить вывихнутое, а, может, и сломанное плечо. Банши с двумя бомбами наперевес стояла на обломках колонны и с безумным взглядом искала, где же наш враг.
— Ведь… ххррр… — раздался и сразу же оборвался крик Киянки со стороны выхода во двор.
Девчушка, которую он пытался спасти, выглядела уже иначе. Все те же лохмотья, вот только вместо затравленного и испуганного взгляда, кровожадная ухмылка. Она стояла за спиной проверяющего, чуть склонив голову набок. Правой рукой держа его за горло. Черные татуировки смешивались с грязью и кровью, текущей из шеи Киянки.
