— Неплохо, — прокомментировал Тихомир из-за спины Воронцова. — При такой плотности огня, качественном вооружении и наличии сильных оберегов, хорошо справились.
— Константин жнеца в одиночку ножом свалил, — гордо заявила Юлия. — Но признаю, если бы не его возможности, он бы порвал всех, кто тогда еще был жив и сопротивлялся.
Тихомир на это ничего не ответил, Воронцов тоже не стал комментировать, вместо этого достал мыслеглас и снова вышел на связь с волхвом.
— Орислав, явился жнец-одиночка, расстреляли. Погибли два стрелка.
— На юге сразу три прорвались, — ответил спокойным голосом волхв, — колючку смели, словно и не было. Убили, но они порвали сходу человек семь, еще двоих раненых уволокли. Они выбыли надолго, один стопы лишился, другой руки левой. Но пока держимся. Вы, Ваше сиятельство, в бой не лезьте, поберегите себя, пока справляемся.
— Пока не лезу, — улыбнулся Воронцов, — но чувствую, скоро придется.
Оберег Сварога теперь постоянно был горячим, сигналя о непрекращающейся опасности. Оказалось, что убитые жнецы не единственные у противника, массированная атака с востока десятка этих существ едва не разорвала оборону в клочья. Под резким напором тьмы твари добрались до людей. Спас Орислав, обрушив на этот участок нечто вроде белого тумана, в котором жнецы сильно замедлились, а еще он их отравлял, и не давал тьме защищать, они погибли очень быстро, но дел натворили…
— Держимся, Ваше сиятельство, — с задором выкрикнул Дрозд.
— Держимся, — согласился Воронцов, вскидывая карабин и снимая очередного матерого упыря, лезущего в брешь в барьере.
Он давно перестал считать трупы, бой шел уже около четырех часов, стрелки жгли патроны сотнями. Правда жнецы у врагов все же кончились, а слепые тени, на счастье людей, так и не появились.
Горд повел прицелом своей снаперки. Выстрел, второй, третий, причем на пределе скорости. И тут Воронцов ощутил, как тьма отпрянула, «солнца» разом засияли мощней. Он увидел тела тварей у домов, и оседающего на землю человека с жезлом, у которого было разбито навершение, а еще у него во лбу зияло пулевое отверстие.
— Снял ведуна, — устало произнес Горд, теперь уже барон Малов, — я снял его, Ваше сиятельство.
— Все, — не менее устало произнесла Юлия, которая последний час одной рукой поддерживала щит над головой, второй швыряла площадные веды в основание языка тьмы, — они уходят, на сегодня, похоже, выдохлись.
Стрельба медленно начала затихать.
— Ваше сиятельство, мы отбросили их, — доложил Орислав, — везде отошли. Ох, и тварей мы набили. Велите собрать сферы и трупы наиболее ценных тварей?
— Занимайтесь, — приказал Воронцов. — Но это не конец, сегодня не смогли, значит, завтра попробуют. А может, и сегодня, до утра еще далеко.
— Конечно, попробуют. А насчет сфер сейчас отправлю сборщиков, пусть соберут, пока те не исчезли, и наиболее ценных тварей в холодильник на ингредиенты. Раздел, как и договаривались — вам половину, остальное я делю со своими людьми.
— Хорошо, — согласился Константин. — Сколько людей потеряли?
— Тридцать два стрелка убиты и одиннадцать ранено, и четверо ведунов, жнецы на них налетели, те даже щиты выставить не успели.
— Много, — произнес Воронцов, — думал, меньше будет, и это только первый день. А Лада еще и не приступала к работе.
— Ну, будем надеяться, что завтра черным станет не до нас. Вы спать, Ваше сиятельство?
— Еще нет, подожду немного, вдруг твари решат вернуться. Если ничего не случится, тогда да. Но больше всего меня беспокоит то, что не явился наш главный враг.
— Меня тоже, — согласился Орислав. — Надеюсь, что и не явится. Это был бы лучший расклад.
— Согласен, отбой.
Константин прикурил и опустился в одно из кресел. Юлия сидела в соседнем и пила поданный Дроздом чай.
— Ваше сиятельство, — доставая термос и наливая еще одну кружку, произнес он, — выпьете?
Константин благодарно кивнул и сделал глоток.
— Милая, как думаешь, побеспокоить Микиту, чтобы бутерброды сделал, или сами справимся?
— Так он не спит, Ваше сиятельство, — доложил Горд. — Был тут пять минут назад, заговоренный кувшин с чаем приволок. Сказал, что если что, у него все готово будет.
— Ну, тогда не сочтите за труд, барон Малов, скажите ему, чтобы приготовил бутербродов, а то что-то я проголодался.
— Сделаем, Ваше сиятельство, — улыбнулся Горд, которому было очень приятно, что Воронцов назвал его бароном.
А Константин задумался, как так вышло, что и в этом мире есть понятие бутерброда, слово-то немецкое, бутер — хлеб, брод — масло. Как так получилось?
Глава двадцатая
Константин проснулся от стука в дверь их с Юлией каюты, боярыня спала рядом, прижавшись к нему и закинув на грудь руку.
— Ваше сиятельство, рассвет, — раздался голос Дрозда, — вы разбудить просили.
Воронцов повернулся и поцеловал Юлию в щеку.
— Просыпайся, милая, рассвет, новый день в трудах.
— Не хочу, — сонно отозвалась жена.
Стук повторился.
— Ваше сиятельство!
— Встал, — громко ответил Константин. — Пусть Микита завтрак готовит. День будет сложным.
— Уже все сделано, — отозвался бывший наемник. — Еще Орислав ожидает в столовой.
— Все, иди, скоро будем, — крикнул Воронцов, одновременно отбиваясь от боярыни, которая вставать явно не хотела и решила позаигрывать.
— Милая, поднимайся. Хотя, если хочешь, можешь и дальше спать, твое присутствие не особо нужно, — выбираясь из-под одеяла и направляясь в ванную комнату, заявил Воронцов.
— Муж мой, ты совершенно невозможный человек, — крикнула ему вслед Юлия. — Ты не боярин, ты не умеешь наслаждаться тем, что тебе по статусу положено. Отдал бы приказ смердам, и пусть работают, а сам занялся бы своей неудовлетворенной женой, но нет, самому надо все проконтролировать.
Константин на это только хмыкнул.
— Ну, так я неправильный боярин, всю жизнь работал, и слуга у меня появился всего с месяц назад, и то я сам предпочитаю сапоги надевать, меня не переделать, милая. Может, ты зря за Орлова не пошла, он-то точно настоящий. Наверняка раздал бы указания и завалился с тобой дальше спать.
Ответа он не услышал, так как открыл кран, и вода заглушила голос Юлии.
Реакцию жены он увидел в зеркало.
— Не смей так больше говорить, — смущенно заявила она. — Прости, я неудачно пошутила.
Константин улыбнутся.
— Все хорошо, понимаю тебя, но я такой, какой есть. Вот закончим войну, и будет у нас и завтрак в постель, и много чего еще, но это придется оставить на мирное время. А теперь давай умываться, и вперед, нужно торопиться, иначе уже ничего не будет, останемся навечно в этой гребаной столице.
