– Я получу отличное подспорье, – сказал он, возвращая квестис. – Спасибо.
– По-моему, это нам нужно вас благодарить, а не наоборот, – ответил Ба’киф.
Траун пожал плечами:
– Я выполняю свой долг. Как и все остальные.
– Да, – буркнул генерал. – Позволю себе постороннее замечание. Когда вы попросили у патриарха Ламиова артефакт из четвертого хранилища, мы подумали, что вы хотите взять тот самый образец. Можете себе представить, как мне полегчало, когда я узнал, что речь идет о генераторе гравитационного поля, а не о «Солнечной буре».
– За этим бы тоже дело не стало, – заметил Траун. – Если бы я счел, что для разгрома Джикстаса нужна «Солнечная буря», то без раздумий задействовал бы ее.
– Даже если бы это погубило Восход?
Взгляд Трауна будто бы сосредоточился на чем-то далеком за спиной Ба’кифа.
– Сэр, моя работа – защищать Доминацию и ее жителей, – тихо сказал он. – И к этой цели я буду стремиться любой ценой.
У генерала вдоль позвоночника пробежал холодок. «Любой ценой».
На Хоксиме произошло нечто, в чем Траун принял деятельное участие, но никто так и не рассказал о том, что же там произошло на самом деле, ни Ба’кифу, ни Совету, ни Синдикуре. Что-то явно очень важное, взрывное, вопиющее.
Детали знал старший капитан Самакро, так же как и вся смена офицеров с мостика «Реющего ястреба». Талиас с Че’ри тоже знали. Очевидно, и старший капитан Зиинда была в курсе, и если донесения о ее долгих переговорах с адмиралом Ар’алани не врали, то и адмирал тоже.
Но ни один из них не проронил ни слова и вряд ли проговорится в будущем.
Даже ценой собственной карьеры.
Осознавал ли Траун всю глубину преданности, которую он взрастил в своих соратниках? Зная Трауна – скорее всего, нет.
– Я понимаю, – кивнул Ба’киф, откладывая квестис в сторону. – Полагаю, вы готовы к отлету. Тем не менее должен признать, что всегда мечтал увидеть вас в белом адмиральском мундире. Наверное, уже не доведется.
– Это заведомо несбыточная мечта, – сухо произнес Траун. – Кто в своем уме сделает меня адмиралом?
– Пожалуй, никто, – вздохнул Ба’киф. – Еще один момент. Даже два. – Выдвинув ящик стола, он достал оттуда четырехконечную медаль, которую Траун много лет назад получил на почетной церемонии семьи Стайбла. – Верховный адмирал Джа’фоск успел забрать ее перед тем, как все остальные медали и орденские цепи сдали на хранение, – пояснил он, протягивая награду через стол. – Мы подумали, вы не откажетесь взять ее с собой.
Взяв медаль, Траун бережно уложил ее на ладони и с секунду молча созерцал ее. Потом поднял глаза и вернул награду генералу.
– Спасибо, – сказал Траун. – Если вы не против, я предпочел бы, чтобы вы сохранили ее до моего возвращения. Может статься, путь мой будет тернистым, не хотелось бы потерять ее на каком-нибудь ухабе.
– Воля ваша, – произнес Ба’киф, забирая награду и пряча ее обратно в стол. – Кстати, я не только не против, но и почту за честь хранить ее. Впрочем, другую вещицу советую вам все-таки взять с собой. – Он немного помедлил, поняв, что перегибает палку с драматизмом, и достал из ящика хорошо знакомое двойное кольцо. – Воспитательница Талиас просила передать его вам, – сообщил генерал, снова вытягивая руку над столом. – Это подарок от Уингали фоа Мароксаа в знак благодарности от него лично, от его малого клана и от всего народа паккош.
Траун еще с секунду стоял не шелохнувшись, и на его лице отражались самые разнообразные эмоции. Затем, с тем же почтением, с каким он обращался с медалью семьи Стайбла, он взял кольцо.
– Я его не заслужил, – до странности неуверенно проговорил он. – Уингали и его сородичи сделали для собственной защиты и защиты Восхода больше, чем я. – Глубоко вдохнув, он продел два пальца правой руки в парные кольца. – Но во имя чистых помыслов дарителя я принимаю его со смиренной благодарностью.
– И правильно, – поддержал его Ба’киф, чувствуя небольшое облегчение. Он не представлял, как сказал бы Уингали, что Траун отверг священный символ его народа. Уже не говоря о том, как после такого известия смотреть в глаза Талиас. – Полагаю, на этом все, – подвел он итог, взглянув на хронометр. – У нас еще есть время на прощальный ужин.
– С вашего позволения, я бы хотел поужинать один, – сказал Траун. – Здесь неподалеку есть заведение, в котором мы с Трассом проводили много времени. Я хочу посвятить последний вечер на Цсилле памяти о нем. – Траун коротко, меланхолично улыбнулся. – Трасс научил меня, что для отвлечения или перенаправления внимания противника очень действенны театральные приемы. Когда вы в первый раз рассказали о своей идее мне и верховному адмиралу Джа’фоску, я сразу же вспомнил его слова и подивился, как она вписывается в оба аспекта. Брат гордился бы нами.
– Думаю, да, – согласился Ба’киф, склонив подбородок к груди. – Это очень лестный комплимент. Спасибо.
– Пожалуйста, – обронил Траун, поднимаясь с кресла. – Я скоро вернусь.
– Не торопитесь, – разрешил генерал. – Полетим, когда вы скажете, что готовы.
– Спасибо. – Кивнув на прощание, Траун вышел из кабинета.
Ба’киф еще с секунду смотрел на закрывшуюся за ним дверь. В его голове звенели слова Трауна: «к этой цели я буду стремиться любой ценой».
Оставалось лишь надеяться, что в конечном итоге, какой бы высокой ни была эта цена, она не окажется непосильной.
Эпилог
Каждый из нас приходит в этот мир со своими надеждами и чаяниями. Мы надеемся на многое – в том числе на то, что к цели нас приведет кратчайший путь.
Но так случается редко. Возможно, не случается никогда.
Иногда путь становится извилистым по воле идущего, ведь его мышление и цели тоже со временем меняются. Но гораздо чаще приходится сворачивать под влиянием извне.
Со мной так и вышло. Перед глазами стоит воспоминание, не помутневшее от времени: пятеро адмиралов поднимаются с кресел, в то время как меня под конвоем вводят в зал. Доминация приняла решение, и адмиралы прибыли, чтобы огласить его.
По лицам видно, что вердикт их не радует. Но они офицеры на службе народа чиссов, и приказ будет выполнен. Хотя бы ради того, чтобы соблюсти букву закона.
Звучит приговор, которого я ожидал.
Изгнание.
Планету уже выбрали. Правящие семьи выделят мне снаряжение, чтобы в своем отшельничестве я не стал легкой добычей хищников или жертвой стихий.
Меня уводят. Это очередной поворот на моем пути.
Куда он приведет, я не знаю.
