Мы сделали в Кодбеке часовой привал, плотно пообедав и дав лошадям отдохнуть.
Лулу все ластилась к д'Артаньяну, но в какой-то момент подлый тевтонец негромко заметил:
— Зря стараешься, дорогуша, этой ночью он проиграл тебя в карты.
Ведьма вскочила на ноги, негодующе уставившись на гасконца, но тот лишь невозмутимо ответил:
— Но потом-то я отыграл ее обратно!
Лулу это не убедило, она злобно зашипела и отскочила в сторону. Сущая ведьма, право слово!
В Кодбеке мы запаслись кое-какими припасами — до завтрашнего дня должно было хватить с избытком, и потом до самой темноты пробирались в сторону Гавра.
После привала, ведьма отказалась ехать на одной лошади с д'Артаньяном. Тот лишь недоуменно пожал плечами, совершенно не понимая причины перемены настроения Лулу.
Тевтонец, широко улыбаясь, тут же предложил девице путешествовать рядом с ним, но я быстро пресек этот маневр. Не то, чтобы мне было жалко, если бы озабоченный немец всю дорогу лапал спасенную барышню, вусмерть обиженную на гасконца. Просто я не любил, когда внутри команды процветали интриги, тем более из-за женщин.
Поэтому я наказал германца, лишив его удовольствия, и посадил ведьму перед собой в седло.
Не могу сказать, что я пожалел об этом решении. Тело ее было мягким и податливым, а я, уже позабывший о потребностях молодого организма, ощутимо напрягся именно тем местом, которому свойственно напрягаться.
Лулу, будь она неладна, сразу почувствовала возникшее между нами обстоятельство, и захихикала в свойственной ведьмам подлой манере.
И чем дальше мы ехали, тем значительнее становилась наша проблема.
Будь мы вдвоем, я бы давно свернул в ближайший лесок и отымел бы ведьму по полной программе. Исключительно из принципа.
Сейчас же приходилось терпеть, и я прекрасно понял чувства фон Ремера, положившего на девицу глаз, но не имевшего возможности реализовать свои желания.
Бедра рыжей были теплыми и упругими, а руки мои, держащие поводья, нет-нет, да и касались случайно ее полной груди.
А Лулу, словно специально, время от времени слегка терлась об меня, и улыбалась, стерва, понимая мое состояние.
Ну к черту, пусть лучше едет с тевтонцем, чем так мучиться! Пересажу ее на привале!
— А ведь я не даю кому попало! — негромко сказала девушка, полуобернувшись ко мне. — Они все хотели, но я отказывала, поэтому и решили сжечь!
— Я слышал разговоры на площади…
— Вряд ли там хоть кто-то слово молвил в мою защиту. Кому нужна вдова, без денег и желания раздвигать ноги перед первым, кто предложит? Нет уж! А предлагали все, даже священник. Я отказала. Нечего бога на девку менять. Не повезло, немного не рассчитала. Не думала, что жечь решат. Там еще бабы постарались. Жены! Завистливые твари! Жирные, злобные и завистливые!
Времена меняются, люди остаются такими же.
Не то, чтобы мне было особо интересно, но я все же спросил:
— Как думаешь жить дальше?
— Придется податься в портовые шлюхи, господин. Выбора нет! Вы же в Гавр едете? Там спрос имеется. Жить-то на что-то надо…
Я промолчал, не зная, что ей ответить. И возбуждение естественным образом сошло на нет. Спасли, понимаешь, девку от одной участи, чтобы обречь ее на еще более худшую жизнь.
Надо подумать. Может, взять ее с собой в Париж? Пристроить там на хлебном месте. Не бросать же на произвол судьбы? Мы в ответе за тех, кого приручили? Или плевать? Жила же она как-то до встречи с нами. Да уж, жила… и все чуть не окончилось костром. Ладно, окончательно решение ведьминой судьбы я оставил на более подходящий момент.
Дороги были хорошие, и мы смогли проехать еще километров двадцать, заночевав в очередном подлеске.
Костерок горел, давая достаточно света. Перекусили остатками припасов — хватило. А после устроились тут же возле огня спать.
Ночевать на сырой земле, даже летом, мало приятного. Ночью холодно, как ни пытайся согреться, а с утра поясница просто не будет гнуться.
В этот раз я не стал выставлять дозоры — толку от них ноль, лишь люди с утра квелые. Да и д'Артаньяну нужно было хорошенько отдохнуть, после прошлой ночи он держался в седле чудом.
Собственно, он первый и вырубился, едва прилег, подложив седло под голову.
Фон Ремер весь вечер павлином ходил вокруг Лулу, всячески намекая неразумной девице, что именно с ним этой ночью она может обрести свое женское счастье. Но ведьма не принимала его ухаживаний, отшивая озабоченного тевтонца сначала в легкой манере, а потом все грубее и грубее. Германцу это вроде даже нравилось. Только БДСМ мне тут не хватало, извращенцы чертовы!
Наконец, все успокоилось, и каждый устроился на своем месте на ночлег. Не сказать, чтобы было уютно, но одну ночь перетерпеть можно, а завтра до полудня мы уже будем в Гавре.
Несмотря на усталость, мне не спалось. Я лежал на спине, глядя в июльское звездное небо, слушая ночные звуки леса, и думая о чем-то далеком.
Незнакомка с портрета. Теперь я знал ее имя — Ребекка де Ландри. Фамилия мне ничего не говорила, но, судя по богатому платью, слугах, портшезу — девушка была из состоятельной семьи.
Вернусь в Париж, первым делом наведу о ней справки. Черт! Да мне плевать, будь она хоть трижды замужем! Она стала мне ближе, чем все прежние подруги вместе взятые, хотя до этого я мог лицезреть лишь ее лицо и фигуру на портрете.
Я схожу с ума? Может быть. Главное, чего я боялся сейчас, это разочарования. Узнаю ее получше, и наваждение пройдет. Она окажется обычной недалекой девицей, пошлой и заурядной. А я потеряю не только ее — я потеряю мечту об идеале. Вымышленном, выдуманном, нереальном. Ребекка.
Кажется, я все же задремал, потому что в следующую секунду проснулся, ощутив нежные женские руки, порхающие по мне.
— Господин мой! — Лулу уже развязывала мои штаны, прижимаясь ко мне всем телом. — Возьмите меня! Мне это очень нужно!
И тут же ловким движением, она опрокинулась на спину, заваливая меня поверх себя. Прямо борцовский приемчик!
Корсет ее был распущен, юбки приподняты, белые ляжки блестели в свете костра, моя рука тут же невольно захватила ее грудь и сжала.
Чертова ведьма! Она была горяча и послушна, понятлива и покорна, словно читала все мои мысли.
Я задрал ее юбки до бедер и вошел в нее резко и грубо — сказывалось воздержание последних дней, но рыжая не протестовала. Наоборот, она подалась всем телом ко мне, подстраиваясь под ритм моих движений.
Я чувствовал ее возбуждение, оно подстегивало. Ведьма негромко постанывала, и я прикрыл ее рот рукой, чем возбудил ее еще сильнее.
Лес, ночь, река, костер — да это же Грушинский фестиваль, не хватало, чтобы из темноты выступили бородатые барды с гитарами и запели бы «Солнышно лесное».
