Он на все для этого готов.
Для совещания Триумвират собирается не в официальном процессуальном зале, а в кабинете Пейтона.
Первый же шаг за порог кабинета — и Генрих вздрагивает. Даже прибитый силой нового дара демонический нюх не может проигнорировать ЭТО.
Так пахнет чернота и безысходность. Так пахнет конец надежды и вечный плен.
Так пахнет ключ от ада.
Рапира. Прямая и совершенная, являющая в себе конечную волю небес. Висит у Пейтона над столом, вниз острием, будто напоминая, кто здесь главный ангел.
Одна царапина этой штукой — и ты потерян для Лимба, для смертного мира. Ты оказываешься в аду, в пустом мире, где нет ничего, только тебе подобные, раздираемые лютым греховным голодом. Без всякого шанса на насыщение.
Генрих видел это оружие и раньше, но только сейчас смог ощутить его угрозу сполна.
Так вот она какая — последняя надежда Небес.
— Где Свон? — нетерпеливо плюхнувшись в одно из глубоких кресел ворчит Катон. — Ты вызывал её, Арчи?
— Да, пожалуй, стоит повторить, — Артур задирает рукав, обнажая запястье. Но прикоснуться к знаку вызова не успевает — дверь его кабинета распахивается так, будто её открывают пинком.
В кабинет резким шагом входит Анджела Свон, инквизитор Небес, жесточайший из его палачей, прячущийся в облике хрупкой светловолосой овечки, глядящей на мир сквозь челку пшеничных кудрей.
Вокруг тонкого запястья обмотана длинная тонкая цепь из святой стали.
— Простите мне мое опоздание, друзья, — высокопарно роняет блондинка, — но у меня был исключительно важный повод для него. Надеюсь вы оцените. Ну же, пошевеливайся, Эберт. Целый триумвират собрался на тебя полюбоваться.
От озвученной фамилии Генрих вздрагивает и оборачивается.
Нет, не может этого быть…
Анджела дергает цепь. В комнату, сбившись с шага, влетает девушка со скованными, прикованными к этой цепи запястьями. Хрупкая, рыжая, с витыми суккубьими рожками в облаке огненных кудрей.
Во рту у Генриха становится так же сухо, как было еще на Полях.
— Джули, — он шепчет это имя тихонько, но для суккубы оно звучит весьма доступно. Девушка поднимает взгляд, расплываясь в радостной улыбке.
— И все-таки это был ты, любовь моя… — хрипло выдыхает девушка, не отрывая от Генриха взгляда.
Это была самая вопиющая встреча на сегодня.
Случаются в жизни встречи, которые никогда не будут к месту и вовремя. Встреча Генриха Хартмана и Джули Эберт была именно такой.
Хотя, если так подумать — могло быть хуже. Агата могла быть здесь. И у неё наверняка бы возникли вопросы к этому “любимому”, озвученному суккубой, да еще и с таким томным придыханием.
— Определенно, увидеть Хартмана в таком состоянии, будто ему Артур приложил молотом по башке, мне хотелось, так что не зря я тащила сюда эту красотку, — Анджела запросто падает в кресло и откидывает голову на его спинку, так, чтобы маленький острый носик вынырнул из-под густой светлой челки, — а кстати, что он тут забыл? Мисс Виндроуз оставила его своим заместителем? Это работает? Мне тоже можно такого завести? И где она сама?
— В Лазарете, — подает голос Катон, — И Хартман теперь один из нас. Не знаю, как так вышло, но это так.
Эти слова, на самом-то деле, оказываются для Анджелы чем-то вроде холодного душа.
Серафима резко садится в кресле, поочередно обводя собравшихся взглядом, будто выискивая в их лицах намек на улыбку.
— Что случилось? — ехидный тон становится деловым, острым, Свон по-прежнему легко собирается с силами и поднимается на крыло. Только покажите ей врага и будьте уверены — она снесет ему голову.
— Реджинальд Фокс, — короткий ответ Артура заставляет Анджелу только сильнее обостриться лицом, — она не угасла, это уже парадокс её существования, но мы не знаем, когда она вернется в форму. Может быть, завтра, а может быть, и через год.
— Мы не можем ждать год, — Анджела резко встряхивает головой, — если Фокс осядет в Лондоне — души начнут гаснут по десятку за день. А потом — дойдет и до сотен. Мы должны немедленно начать охоту. Бросить все силы на это.
— Без Агаты? — хриплый голос Миллера раздается из самого угла. — Только она обладает способностью возрождать исчерпанные силы Орудий. Только с ней мы можем рассчитывать на какой-то успех с Фоксом. Нужно дождаться её. Нужно собрать информацию о месте, где будет скрываться Фокс. Подготовиться.
— И скольких лимбийцев мы потеряем в процессе подготовки? — Анджела закусывает удила мгновенно. — Мы не можем себе позволить…
— Вы ничего не можете себе позволить, — совершенно неожиданно в разговор вклинивается Джули. Она все еще стоит поодаль, за спинками кресел, её руки скованы святой цепью, до неё никому нет дела.
— Почему она все еще здесь, Свон? — Катон недовольно морщится, бросая на суккубу недовольный взгляд. — Вызови своих серафимов и шли её в изолятор. На Поле мы её отправим, как только решим наши вопросы.
— Нет, подождите, — взвизгивает девушка нервно, — я сдалась не потому, что очень хотела на Поле.
— Она сдалась? — недоуменно повторяет Артур. — Анджела….
— Да, это была добровольная явка, — нехотя откликается Свон, явно недовольная, что этот трофей нельзя записать на свой счет. — Эберт вышла к моему патрульному серафиму и подождала, пока он упакует её в оковы. Он до последнего подозревал подвох и даже просил проверить его на факт гипноза.
— Я его не гипнотизировала.
Лицо у Джули — бледное, напряженное, её глаза — не отпускают лица Генриха, жадно в нем что-то выискивая.
Когда они виделись в последний раз — он швырнул её в реку, а сам — пустился уводить предследующий его Триумвират в другую сторону. Между ними была…
Зависимость. Взаимная зависимость, возможность не сходить с ума, извращенное, но общее виденье “семьи”. Их банда терроризировала Лондон больше десяти лет…
Генрих поднимается на ноги, шагает к суккубе, сводя расстояние между ними почти на нет. Заглядывает в глаза.
— Чего ты хочешь, Джул? — свой голос слышится будто со стороны. — Ты бегала столько лет. Зачем сейчас ты сдалась?
— А ты не понимаешь? — едва слышно выдыхает суккуба. — Я была там, с ним. Я уговорила его поймать Миллера. Ради тебя. Все ради тебя. И тут — ты… Являешься. Будто я и не видела своими глазами, как тебя повергли… Будто и не был… ТАМ.
Пальцы Генриха лениво скользят по пуговицам рубашки, оттягивая её в сторону, обнажая клеймо исчадия ада. Глаза у суккубы расширяются.
— Был, — кратко комментирует Генрих, — я там был.
— Но сейчас ты свободен! — Джули не спускает с него своих лихорадочно блестящих глаз. — Ты среди них. Один из них! Как такое возможно?