В каждом ударе вложена его сила, на пределе возможностей. Ему не хочется себя беречь, лишь только уничтожить Реджинальда Фокса, измотать, искалечить, переломать кости и изорвать в клочья. А потом — сдохнуть и самому.
Жаль только в Чистилище второй раз не подыхают. Но, что там говорил Артур — в случае Генриха впереди только ад? Значит, будет он…
Какая разница, где подыхать от звериной тоски — в Лимбе или там?
Агаты…
Её нет.
Его смешной, самоотверженной, искренней девчонки… Той, рядом с которой он сам верил, что у него, пропащего, конченого ублюдка, еще есть возможность искупить свою вину.
Это не должна была быть она.
Он — да. По его грешному списку — он и должен был, а она — всего лишь девчонка, которая когда-то защищала свою сестру и не побоялась ради неё заступить за грань.
Она вообще не боялась стоять на своем до конца…
Никогда в своей жизни, да и в посмертии тоже, Генрих Хартман не дрался с такой самоотдачей.
Каждый удар — за неё. Пусть она уже не увидит, не узнает, угасшую душу возродить не удастся, пусть…
Он просто будет знать, что заплатил за неё все, что было ему доступно. В какой-то момент Фокс начал огрызаться агрессивнее. Сильнее. Быстрее.
Именно в эту секунду Генрих и понял — шутки кончились. Если раньше противник не рассматривал его всерьез, то сейчас он такой роскоши себе не позволит.
Стало сложнее. Но пустота нарастала, жажда кровавого возмездия — сильнее раздирала изнутри. А себя… Себя было не жалко.
Если бы был выбор — порвать связки, но вмять челюсть Реджинальда Фокса ему же в затылок — Генрих бы порвал.
Впрочем, Фокс отступал и так. Тряс башкой, сдавленно хрипел, пытался давать отпор, но не зря Генрих Хартман был одной из самых сильнейших заноз в заднице лимбийского Тримувирата в годы своей охоты в Лондоне. Везучий ублюдок, иначе его не звали — он обладал редкостным чутьем на врагов в драке, и выходил победителем в сварах за самые многообещающие души, побеждая сильнейших тварей Лондона, еще до того, как сам возглавил этот список.
Генрих не оборачивается. Ему просто плевать, что там с остальным миром, что там с теми, кто пришел в Лондон вслед за ним. Слава Небесам, что им хватает мозгов не мешать его возмездию, иначе…
Нет, не хватает.
Пейтон падает с неба камнем — мог бы по идее просто уронить на сцепившихся демонов свой молот, но идиотское милосердие явно потребовало не рисковать шкурой Генриха.
Идиот…
Сейчас-то уже какая разница?
Уже сами Небеса все решили, припечатав Генриха своим Гневом, к чему все эти бессмысленные трепетанья?
С Пейтоном теснить Фокса получается проще. Хотя архангел ощутимо мешается под ногами, но все-таки — сложив его и Генриха, получается очень даже приличный результат. Этакая мини-армия на службе у Небес.
На службе. Ха-ха…
Об этом пора забывать. Пора готовиться к тому приговору, что Генриху прекрасно известен. Он догадывался, что так все и будет, если…
Если её вдруг не станет.
Боль внутри нарастает снова. Скапливается, после каждого впечатывания в плоть врага пылающих кулаков, после каждого быстрого и точного удара тяжелыми рогами по черепу Фокса. Скручивается в плотный тугой ком, снова угрожая разорвать Генриха на куски.
В этот раз — он сам подталкивает эту боль наружу, снова осознанно делится ею с врагом, и со всем остальным миром в придачу. Пейтона он задевает плечом совершенно случайно, и тот глухо вскрикивает, шарахаясь в сторону. Точнее — буквально падая на кладбищенскую землю. Это точно не “фантомные боли”…
У этого “оружия” один недостаток — оно бьет и по самому Генриху. Выжигает его силы изнутри, заставляя на пару минут ослепнуть, оглохнуть и лишиться чутья. Мелко дрожащие кулаки — плохое подспорье в драке.
Именно этим и пользуется Фокс. До него дошло, что два временно обезвреженных противника — это редкостная удача и в следующий раз такой возможности может уже и не быть. Он принимает удар Генриха на плечо и с разворота, и именно в секунду “передачи” со всей силы хлещет по его ногам хвостом. Генрих летит на землю, уже ускользающим слухом улавливая глухой топот.
Когда он приходит в себя — Фокса уже и след простыл.
Рядом с Генрихом поднимается с ног Пейтон, его приложило ничуть не слабее, чем самого демона.
Жаль…
Может быть, он смог бы задержать этого ублюдка…
Генрих жадно вбирает носом воздух, но жгучий, отшибающий нюх, тяжелый запах дьявольской скверны не дает ему даже шанса “встать на след”.
— Дьявол, — кулак исчадия ада со всей силы ударяет об землю. Кажется — он задевает какой-то камень, но мелкая боль его не заботит.
Сбежал.
Выродок, что украл у Генриха Хартмана его Агату, смог уйти.
О Небеса, когда уже вы начнете наливать справедливости как положено?
— Хартман, — за плечом хрипло покашливает Пейтон.
Генриху отшибло нюх, но он все равно ощущает, как медленно начинает Пейтон собирать с краев кладбища всякий металлический хлам.
Нет, это не для боя — сейчас Пейтону точно хватило бы молота, чтобы вышибить из выложившегося в драке Генриха дух.
Это для того, чтобы его сковать.
Резонно.
Агаты — нет, и даже Пейтону очевидно, что только она и была для него тонкой, но прочной ниточкой, что держала его в Лимбе. Зачем бы ему возвращаться туда, если её там уже не будет? Только пустой шар-концентратор и маленькая, еле тлеющая искра Агатиной души останутся в мавзолее угасших, этом памятнике безвременных лимбийских мучеников, ожидающих высшей награды, что непременно им достанется, когда смертный мир закончится…
Нет, на это смотреть уже сейчас нет никаких сил. А пару лет спустя он и вовсе возненавидит собственную жизнь, просто потому…
Что уже сейчас понимает — Небеса виртуозно вернули ему выпитую душу Сесиль Смит.
Вырванное сердце Миллера в обмен на твое собственное, Генрих Хартман.
Куда идти дальше и как продолжать с этим дышать — не понятно.
А вот мысль выпустить внутренности из Реджинальда Фокса — приходится по вкусу голодной твари Генриха.
Ему ведь не обязателен его нюх, черт с ним. Генрих знал потаенные уголки Лондона, Генрих умел выбивать информацию. Такая тварь как Фокс просто не может спрятаться и не попасться никому из демонов на глаза. Это серафимам они не скажут, они пернатых на дух не переваривают. А вот демон найдет, как быстро договориться с демоном. И плевать уже на тот кредит, который наверняка разнесет после такого количества насилия, которое не идет как служебная необходимость.
— Нам нельзя сейчас идти за ним, — отрывисто замечает Пейтон, будто подслушивая мысли Генриха, — ты с ним не справишься. Мы — не справимся. Нам нужен весь Триумвират.
