Агата у судейской невысокой трибуны, занятой Пейтоном, кажется, уже все каблуки на своих ботинках стерла, меряя зал шагами. Миллер стоит чуть в стороне, во выражению лица очень напоминает какого-то античного гордого персонажа, которого аж в мраморе высекли. И выражение лица страдальческое. А уж как смотрит на девчонку, мечущуюся по залу…
Генрих с трудом скручивает в себе бешенство.
Все это — не имеет значения. Пусть смотрит. Пусть утешает её потом. Наверняка же уже готов занять это место.
Боже… Это точно будет преследовать его в кошмарах распятного забытья…
Нет, сейчас нельзя это представлять, ни в коем случае… Все крепче риск передумать. Нужно занять свои мысли хоть чем-то еще. Хоть даже дальше продолжить разглядывать зал.
Сам Артур уже сидит за своей трибуной и с головой ушел в исписанные мелким почерком листы. Зачитался настолько глубоко, что голову он поднимает, только когда Анджела покашливает над его ухом.
Генрих за это время успевает дойти до своего кресла и развалиться на нем настолько вольготно, чтобы Анджелу перекосило еще раз от его развязности.
Анна удивленно косится на Генриха. Видимо, она не понимает, зачем он может провоцировать Триумвират. Как будто для этого нужна тысяча причин.
— О, все в сборе наконец-то, — Артур произносит это рассеянно, будто мысли у него далеко не здесь, — леди Виндроуз, мы еще кого-то должны подождать?
Леди… Такое обращение от главы Триумвирата означает только одно — он признает Агату равной. Орудием Небес.
— Нет, мистер Пейтон, — Агата нервно встряхивает головой, — у меня только двое подопечных… С половиной… — её взгляд нервно дергается в сторону Дэймона, — и все они здесь.
— Тогда давайте уже начнем, — вздыхает Артур и без особой радости отодвигает от себя листы с чьим-то отчетом, — быстро мы все равно сегодня не закончим.
Обычно процедура рассмотрения приговора на трибунале Триумвирата архангелов — процедура не самая долгая. Обычно архангелы точно представляют, что им делать и как быть с каждым конкретным демоном. Так процесс выноса приговора у Генриха в первый раз отнял всего пятнадцать минут, и то основную часть времени сожрала попытка зачитать хотя бы половину из списка самых тяжелейших его грехов.
Этот раз явно должен был стать чем-то иным. И Пейтон точно представлял, о чем говорит, потому, что он даже повестку для заседания дочитать не успевает.
— Арчи, ты ведь несерьезно, — стонет Анджела, — ну ведь ты понимаешь, что это бред. Ну, какое помилование для Хартмана. Для девчонки еще можно подумать. И то… Мы же уже следили за ней при первой амнистии. Да, показатели были хорошие. А потом она попыталась сбежать.
Агата напрягается, будто внутри неё скручивается тугая пружина, она уже готова к тому чтобы броситься на защиту своих подопечных. Только открыть рот девушка не успевает.
Артур просто опускает ладонь на столешницу перед собой, и Анджела затыкается. По всей видимости, пределы наглости она сейчас нарушила и сама прекрасно это осознает.
— Мы занимаемся программой реабилитации для демонов высшего уровня уже не первый год, Анджела, — ровно замечает Артур, — и только у мисс Виндроуз получилось добиться хоть каких-то подвижек.
— Подвижки? — Анджела подается вперед, роняя запястья. — Какие у неё подвижки? Одна неделя без косяков у исчадия? При том, что она практически кормила его за свой счет, чтобы он не обострялся? Это смешно.
— Амнистированные отродья на тех же условиях у нас и пяти дней не выдерживали, — меж тем вклинивается Миллер, — исчадию же мы прогнозировали не больше трех.
— У вас? — негромко переспрашивает Агата, с удивленным интересом разворачиваясь к Миллеру.
Генрих запрокидывает голову, находя кресло для подсудимого неожиданно удобным — есть куда упереть затылок.
Хорошо, что с Полей подобных сцен ему будет не видно. Ей богу, уже сейчас отодрал бы Миллеру его блондинистую голову, чтобы Агате было некуда смотреть, а ему — было нечем ей улыбаться.
— Мы давно пытаемся начать работать с амнистированными старшими демонами, Агата, — тем временем поясняет Миллер, под скептическое хмыканье Дэймона с окна.
— Только пора бы уже прийти к выводу, что это слабнут их оковы, и нет у них возможности вписаться в нашу работу хоть на каких-то условиях, — Анджела разговаривает с Агатой как с маленькой девочкой, которая попросила ей объяснить, почему ночью темно. Самое забавное — Агата вообще не обращает никакого внимания на это. И легкий медовый запах щекочет ноздри Генриха, снова искушая терпкостью своего осадка. Она — слишком заманчивый приз, чтобы так легко выбросить из головы мысль опустошить и эту душу.
Лишний повод не передумывать. Жаль, повода вклиниться еще не возникло.
— Расскажите, — тихо произносит Агата, и выпрямившийся Генрих любуется на её еще сильнее побледневшую мордашку с опущенными ресницами.
А ведь она не боится.
Она почти в ярости. Её сложно обидеть выпадами в её адрес, но за демонов эта дурочка готова биться чуть ли не до крови.
— А чего рассказывать, давайте ей покажем? — подскакивает Анджела, не ощущая этого вибрирующего в голосе Агаты гнева. — Арчи, разреши привести Каллахана! В рамках демонстрации, разумеется.
Анджела говорит это с издевкой, ясно что она хочет лишь сильнее доказать Агате её неправоту. Пейтон же допускает молчаливую паузу, секунд на десять, а потом бросает заинтересованный взгляд на Агату и кивает.
Анджела пулей вылетает из зала заседания.
— Мисс Виндроуз, этот субъект в состоянии активного срыва. Отродье… Вы ведь намерены попытаться что-то с ним сделать?
Агата кивает, глядя не на Артура, а куда-то в сторону.
— Вы не должны за него поручаться, слышите? — повышая голос произносит Артур, а когда Агата вскидывается, добавляет тону еще и категоричности. — Мы должны знать, что вы можете без этого. Ваш лимит поручительств не безграничен. Вы не сможете поручиться за всех демонов с Полей.
— Небеса и не дадут мне взять на поруки абсолютно каждого, — бесстрастно откликается Агата, — им виднее, кого можно освобождать, а кого нельзя.
— И все же, нет, — Пейтон покачивает головой, — хотите что-то доказать — обойдитесь без этой молитвы. Сейчас!
Нажим на последнее слово заставляет Агату сощуриться.
— Только сейчас?
Артур пожимает плечами, будто без слов очерчивая: «А уж тут как справитесь».
Именно в эту минуту дверь зала снова распахивается. Точнее — в неё кто-то врезается твердой, мордатой головой с двумя длинными рогами.
Демон в состоянии активного срыва — то есть оголодавший настолько, что попросту не может вернуться в человеческую форму и пребывает в боевой. Крупный, с чешуей цвета темной бронзы, почти что достигшей черноты исчадий. Замирает почти сразу, как оказывается в зале, ослепленный аурами четырех архангелов сразу. Дышит демон хрипло. Раздумывает, что ему сильнее хочется — пожрать или сохранить шкуру цельной.
