— Как вы думаете, откуда у нее фотокарточка?
— Откуда у тебя ребенок, Эльвира? — чеканит в ответ.
Немного отодвигаюсь, но амбалы тут же прихватывают мои плечи, а я облизываю губы, задавая себе вопрос: почему это волнует его в первую очередь?
— От мужа. Мы ведь… жили в браке.
Сафонов поворачивает к себе листок, который держит в руках, рассматривает его с обеих сторон, хмыкает.
— Кто его забрал?
— Люди Эдуарда.
Сафонов бьет по столу ладонью.
— И на что ты готова была пойти чтобы его выкупить?!
Теперь он приподнимается над столом — огромная, смертоносная глыба. Вены на руках вздуваются, на щеках ходят желваки. Я еще сильнее вжимаюсь в стул — отодвинуться дальше не дают охранники.
Черт, это как ловушка, из которой нет выхода. Скажу, что поверила словам Инги — сама сознаюсь в том, что будто бы играла против Сафонова.
Я просто была в шоке и она оказалась первым человеком, которому было не наплевать на то, что меня увезли из дома, держат в незнакомом месте и разлучили с ребенком.
— Я бы никогда не причинила вреда вашему сыну, — произношу, глядя прямо в глаза Сафонову.
Сглатываю.
Надеюсь в нем и правда осталось хоть что-то человеческое и он поймет, что я не вру.
Сафонов выходит из-за стола. Его тяжелые шаги кажутся мне поступью рока.
Он приближается медленно, неумолимо. Останавливается напротив и крепко сжимает мой подбородок.
Заставляет вздернуть голову и посмотреть ему прямо в лицо.
Темный взгляд олигарха прожигает. Я еле-еле позволяю себе перевести дыхание. Чувствую себя загнанной в мышеловку.
— Вот не знаю как поступить, — его голос течет словно мед… мед, смешанный с ядом. — убить тебя или…
— Прошу вас, — вырывается. — У меня есть сын…
Сафонов проводит ребром руки по моей шее.
— Или сначала как следует выдрать… — договаривает.
Приоткрываю губы и легонько киваю головой. Это лучше, чем убить. Я еще должна вернуться к своему маленькому мальчику.
Сафонов смотрит в сторону двери. Кивает охранникам.
— Все вышли! А Ингу Архипову больше не подпускать сюда на пушечный выстрел.
Он заставляет меня приоткрыть рот, проводя пальцем по нижней губе и я повинуюсь. Потом наклоняется и жадно целует так, что волна жара бьет по щекам. Еще никто и никогда не был со мной одновременно так груб, напорист и… не вызывал такого странного чувства.
— Теперь-то не сбежишь, — Сафонов отрывается.
Следующим движением он развязывает свой галстук, снимает меня со стула и как пушинку легонько приподнимает над полом.
Одна из моих лодочек жалобно шлепается вниз.
Хватаюсь за его шею. Мышцы как у качка. Хотя, я же видела его без одежды. Сафонов и есть качок.
Я задерживаю дыхание. Мне впору бояться, но его четкие уверенные движения не дают времени задуматься.
Укладывает меня на стол, прижимает к столешнице лопатками. Сердце колотится о ребра, когда я думаю о том, что должно сейчас произойти.
Ведь я мечтала о мужчине, когда Эдуард нарочно держал меня взаперти. Мечтала о том, кто сумеет уложить моего мужа на лопатки и вернуть мне свободу.
С первым Сафонов отлично справился, а вот последнего не вышло.
Он задирает мою кофту, просовывает руку мне под спину и следом я чувствую как щелкает замок бюстгалтера.
Я пытаюсь отодвинуться, но Сафонов бьет по столу ладонью прямо рядом с моей головой. Другой рукой он держится за свою ширинку.
— Мне показалось, что ты выбрала.
Чуть расслабляю ноги.
Мне тоже показалось, что это не худшее, что может случиться.
— Помоги мне вернуть сына, — шепчу.
Он наклоняется ближе.
— Что?
Я ощущаю то как Сафонов стягивает с меня брюки вместе с бельем и я остаюсь перед ним почти полностью голой.
— Я ведь позаботилась о твоем.
Он скалится и я понимаю: не верит ни единому слову.
Сафонов входит в меня единым толчком, придерживая при этом за бедра.
— М-м-м… — вырывается.
Не могу сказать, что я не хотела мужчину. Я молодая, я мечтала о сексе, но учитывая все то, что у нас было с Эдуардом, на близость мне не приходилось рассчитывать.
Сафонов часто дышит, нависая надо мной.
— Не знал бы про сына, подумал бы, что девственница.
Он не двигается, дает мне приспособиться.
Сворачиваю голову набок. Мне не хочется выдавать себя ни жестами, ни мыслями. Ничем. Мне этого не хватало.
Пусть думает, что поступает неправильно. Пусть это будет на его совести.
Нормальные мужчины так не делают.
Сафонов касается моего соска и начинает нежно его покручивать. Ч-черт, это очень приятно. Потом трогает другой губами.
Я начинаю заводиться от его движений, от запаха.
Все это неправильно, какой-то бред.
— М-м-м… — новый аккуратный толчок заставляет меня вспомнить о том, что член у него немаленький.
Сафонов как будто тоже приспосабливается ко мне.
Подо мной гладкая полированная поверхность стола. Кожа к ней практически прилипает.
Ладонь Сафонова опускается около моего лица, практически пригвождает декоративную салфетку.
Чуть поворачиваю голову и замечаю то, что рубашка Сафонова расстегнута, напрягся его накачанный пресс.
Красиво. В этом ему не откажешь.
Как и в том, что он умелый любовник. Он ласкает мою грудь так, что мысли вытекают из головы, я расслабляюсь, при этом он сам не двигается и не выходит. Ч-черт, приятно. Мне нравится чувствовать его внутри и я становлюсь все более и более мокрой.
И это прямо-таки жжет меня. Я должна ощущать нечто совершенно иное. Должна была бы его колотить.
Я хочу своего практически врага. Хочу чтобы он не останавливался, чтобы закончил то, что я с полной уверенностью могла бы назвать аморальным и непристойным.
Приоткрываю губы, когда он наконец дает себе волю и скользит во мне — уже не так больно, у меня стало намного больше смазки.
Так вот зачем он ждал!
Выгибаюсь ему навстречу — совсем немного, только для того чтобы ослабить напряжение, сквозь зубы вырывается сдержанное:
— О-о-о…
Соски стали похожими на две горошины. Мокрые от его поцелуев.
— Нравится? — Сафонов как будто знает, о чем я думаю.
