Слепит фарами идущий навстречу грузовик и я отвлекаюсь от этих мыслей.
— А почему он ко мне раньше не приходил? — продолжает Владик.
— Понимаешь, малыш, — вздыхаю, — плохие люди захотели тебя спрятать. А папа тебя искал. Поэтому он стал немного страшным. Он очень зол на тех мужчин…
Владик поднимает голову.
— Они мне тоже не понравились, — он отворачивается к окну. — Сказали, что отвезут меня к родителям. Я им не поверил.
Перевожу дыхание, потому что вижу как навстречу нам едет карета скорой помощи. Маркировка мне знакома — это частный медицинский центр, где мы с Сафоновым уже бывали. За ней мчится кавалькада из черных машин.
Я чувствую себя так, словно меня только что ударили током.
Это. Был. Он — олигарх и его охрана.
Вот же… Вот же блин. Нет, не так.
Твою мать!
И они меня не узнали — слишком спешат выяснить, что с Сафоновым. У меня так сильно холодеют пальцы, что руки едва ли не сваливаются с руля.
Так это не Сафонов звонил. А я, я же не могла… убить олигарха? Не могла же поставить совсем не ту точку в этой трагедии?
— Они везли меня в Германию, — говорит Влад. — А я не хочу уезжать. Здесь живет моя мама.
Мимо нас пролетает последний автомобиль охраны Сафонова, я чуть-чуть сбрасываю скорость, но уже понимаю, что не сумею развернуться на этой трассе. Теперь мне надо искать широкое место — заправку или развилку.
Да и кто знает, что будет ждать ребенка Сафонова, если его отец умрет.
Не хочу думать в таком ключе. Вжимаю голову в плечи. Не хочу знать, что я… Черт, сейчас я отчетливо понимаю, что хотела бы еще раз заглянуть в глаза олигарху и задать ему прямой вопрос: “Ты что, в самом деле, забыл, что такое любовь?”, хотела бы дать ему чувствительную пощечину.
Мне ясно представляется Сафонов. Сердце екает. Ведь я хотела бы спасти его.
Но все надежды рушатся сейчас. Я убежала не с тем мальчиком из аэропорта, я отравила единственного за последние четыре года мужчину, к которому почувствовала что-то.
— Если ты тоже соврала, я тебя не прощу, — добивает Владик.
Я обманула ребенка.
Впереди мелькает знакомый указатель и я, не думая, сворачиваю с дороги. Там мой старый-старый дом, еще бабушкин, заброшенный после того как умер мой папа.
Когда мы выходим из машины, Владик не задает вопросов. Я аккуратно приоткрываю калитку. Петли совсем проржавели, не слушаются. Дом деревенский, деревянный — отголосок прошлого, поэтому Эдуард не запустил сюда лапы. Все остальное имущество семьи муж превратил в собственные активы.
Ключи где обычно, в старом глиняном горшке на террасе.
Я вспоминаю, как здесь прошли счастливые годы моего детства. При мысли о том, что я не могу дать такого же Руслану, сердце начинает щемить.
Позади раздается скрип половицы, я оглядываюсь, чтобы со всем ужасом отчаяния окунуться в понимание, что рядом не мой сын.
— Я есть хочу, — он вытирает нос пальцем и мне вдруг становится чуть-чуть теплей на душе.
Разве Влад виноват в том, что все так вышло?
Присаживаюсь на корточки рядом и поправляю шарф на его шее.
— Сейчас чего-нибудь поищу.
В полке только старая гречневая крупа, но и то хлеб. Мне совестно, что я завела ребенка в такие дебри, но сейчас мне лучше разведать ситуацию прежде чем думать про следующий шаг.
Хожу к колодцу, хлопочу на кухне при свете старой газовой горелки и как-то становится легче на душе, когда я на миг представляю, что сзади Руслан. А дом этот новый и здесь живет и Владик и другой, надежный мужчина, такой, что не забывает о близких, не прощает обид. Такой как его отец.
— А я похож на твоего сына? — Владик гремит ложкой позади.
Я вздрагиваю и оборачиваюсь. К чему этот вопрос?
Малыш смотрит блестящими глазами и у меня вырывается честное:
— Нет.
Отводит взгляд.
— Все люди разные. Вот я, например, тоже не похожа на твою маму.
Он слезает со стула и бредет куда-то вглубь дома, а я понимаю, что сделала только хуже своим ответом — наверняка он даже не видел собственную мать.
Ложусь с ним рядом — в доме холодно, кутаю одеялами, и Владик неожиданно подает голос:
— Она приходила только раз. Пахла апельсинами, когда обещала забрать, — он долго-долго лежит и сопит в подушку.
Я глажу его по волосам и мне становится так больно и грустно, что трудно даже выразить. Нет, даже не от того, что это не мой мальчик сейчас рядом. Я хотела бы быть ему матерью, ему и моему сыну. Хотела бы быть сильной и сделать так, чтобы мечты стали реальностью.
— В приюте почти все чьи-то, — продолжает Влад. — Я сирота.
— Нет, — говорю ему на ухо.
Тоска по сыну немного отпускает, когда я напоминаю себе старую мантру про то, что все в жизни связано. Пусть кто-нибудь сейчас обнимает его так же и шепчет те же слова:
— Тебя любили родители, твоя мама. А твой папа готов был перевернуть целый мир, чтобы тебя защитить.
— А где он?
— Он едет, — проглатываю горечь во рту. — И обязательно будет здесь.
Уже наверное был бы, если бы я не попробовала его отравить.
— Ты пахнешь как мама, — слышу сонное, потом сопение мальчика сменяется ровным дыханием.
Сафонов-младший спит, а я задумываюсь, знает ли он свою настоящую фамилию и то какой на самом деле у него отец. Сильный, бесстрашный и очень опасный, лютый хищник, из-под носа у которого я увела главное сокровище.
Интересно, сможет ли Сафонов такое простить? Не захочет ли откусить кусок от моей жизни?
С этими мыслями я засыпаю.
Будит меня стук. Утренняя морось в окне. На улице серо.
— Точно должна быть тут… — доносится снаружи. — Вон тачка олигарха побитая.
Сердце стучит под горлом. Как они умудрились меня найти? Я же выкинула телефон Сафонова на повороте.
***
Сафонов Валерий
Бах!
Тяжелый монитор летит в стену.
— Да угомонись ты, черт! — орет Мурат, что есть сил.
Подходить боится. Конечно, от меня в таком состоянии лучше держаться подальше и он это знает лучше других.
Мужик, который только что показывал нам запись, смотрит на меня огромными от страха глазами, ведь я ему только что оборудование расколотил.
То ли еще будет! Разворачиваюсь и кидаю стул в стену.
Ба-бах!
Спинка отваливается, щепки летят в стороны, но мне мало, бесконечно мало всего этого чтобы задавить зверя, бушующего внутри.
