На удивление, эти мысли примирили его с действительностью, и через пару минут он, неожиданно для самого себя, заснул.
История перстня – глава седьмая.
Август 1921 года.
РСФСР, Петроград
Прошло всего полгода после того, как Блок сделал доклад о Пушкине и подарил Гумилеву кольцо великого русского поэта. Однако в Петрокоммуне произошло с тех пор множество событий, удивительных и ужасных.
Даже рабочие и матросы не хотели больше терпеть большевиков – случился Кронштадтский мятеж.
Его потопил в крови примчавшийся из Москвы с верными войсками Тухачевский.
А Блок стихов действительно больше не писал. Он умирал тяжело, кричал от боли. Ему кололи морфий.
Александр Александрович скончался в Петрограде 7 августа 1921 года.
А за три дня до того, там же, в Петрограде…
4 августа 1921 года
Протокол
На основании ордера Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Союзе Коммун Северной области за № 1071 от 3/VIII – 1921 г. произведен обыск в д[оме] № 14 кв[артире] № 34 по ул[ице] Морской.
Согласно данным указаниям задержаны: гражданин Гумилев Николай Сергеевич [Степанович]. Взято для доставления в Чрезвычайную Комиссию следующее: переписка, другого ничего не обнаружено. Оставлена засада для выяснения
[25].
– Товарищ Агранов, об изъятии перстня с печаткой желтого металла писать?
– Ты с ума сошел, товарищ боец!
Яков Саулович Агранов, по рождению Янкель Шимелевич Шмаев, занимал в ЧК исключительный пост, именуемый «особоуполномоченный по важным делам». Он прибыл в Петроград летом двадцать первого с особым заданием Ленина: не допустить «второго Кронштадта». А для того требовалось здешнюю интеллигентскую публику как следует тряхнуть, напугать.
Агранову для такого случая очень пригодился томящийся в застенке на Шпалерной велеречивый профессор Таганцев. И чекист заключил с ним сделку – да не на словах, а на бумаге, в нескольких пунктах (протокол имеется в следственном деле). Коротко говоря, профессор рассказывает все-все-все про всех-всех-всех, а взамен судить его (и его товарищей) будут открытым судом и ни в коем случае не расстреляют.
Таганцев, вдохновленный письменной договоренностью, рассказал на следствии про «все-все и всех-всех», а его и еще семьдесят человек, взятых благодаря показаниям, – расстреляли.
Агранов же, когда кто-то из коллег попытался уколоть его неисполнением контракта, смеялся:
– Выполнять соглашение с контриком, да вы что? Коммунисты заключают договора и следуют им, только когда в этом есть революционная целесообразность.
Под метелку «таганцевского заговора» попал и поэт Гумилев. Говорили: на самом деле его сделали «заговорщиком» за то, что был слишком независим, самонадеян и смел. Вот и арест.
Говорили: Гумилева взяли оттого, что глава Петрокоммуны Григорий Зиновьев терпеть не мог Горького и всячески вредил ему и его сотрудникам. Вот в итоге и отомстил великому поэту.
Шептались: былая гумилевская возлюбленная Лариса Рейснер вышла замуж за мичмана-коммуниста Раскольникова; тот сделал при большевиках колоссальную карьеру, а супругу свою бешено ревновал. А она в пику мужу говорила ему, что больше всех в своей жизни любила Гумилева. Вот и настучал из ревности красный флотоводец на поэта в Питерскую ЧК.
Однако, в отличие от сотен и тысяч погибших от рук чекистов и коммунистов просто ни за что ни про что во время «красного террора» – тогда ведь убивали за происхождение, образование или неосторожное слово, – Гумилева расстреляли «хоть за что-то».
Да, поэт встречался с контрреволюционерами. Да, обещал написать и издать антисоветские листовки (не написал и не издал). Да, взял от участника заговора деньги – аж двести тысяч рублей (согласно дотошной справке при посмертной реабилитации эту сумму посчитали эквивалентной 5 рублям и 60 копейкам образца 1913 года). Нет, он не организовывал теракты, не выходил на демонстрации и не стрелял виновных по темницам.
Но приговор – высшая мера наказания – привели в исполнение на рассвете 25 августа 1921 года.
Говорят, Агранов лично присутствовал на казни.
Золотой перстень с сердоликом и иудейскими буквами остался в личной собственности Агранова.
Он пока не знал, что это за кольцо и откуда оно взялось, однако звериным, революционным нюхом чуял: перстень не просто побрякушка, он нечто важное и очень, очень ценное – возможно, мистическое.
Агранов постановил для себя непременно поднять историю перстня и постичь его смысл. Притом золотое кольцо он хранил в служебном сейфе и никому, ни домашним, ни сотрудникам ЧК, не показывал.
Наши дни
Загремели ключи.
– Просыпаемся, руки за спину! На выход!
Сонного и обалдевшего от сна в одежде Богоявленского повели куда-то по коридору, а потом по лестнице вниз. «Будем надеяться, что не в подвал, расстреливать». Открыли дверь и ввели в камеру.
Она была пуста, там имелись две шконки, поднятые к стене, а также стол и подле него – два привинченных к полу табурета. «Сейчас допрашивать будут, – подумалось поэту. – Уже рассвело, начался новый день».
Но он не угадал. В камеру вошел молодой хлыщ, в прекрасном костюмчике, с кожаным портфелем. Представился:
– Я Артем Соловаров, адвокат.
– Вас Кристина наняла?
– Да, от вашего имени.
Адвокат улыбнулся поэту и пожал ему руку. Даже эти два простых человеческих действия – улыбка, рукопожатие – подействовали на Богоявленского успокаивающе.
– Времени у нас не так много, поэтому я вам сразу обрисую ситуацию. Сегодня состоится суд, который будет избирать вам меру пресечения. Разумеется, наша позиция: чтобы эта мера не была связана с ограничением свободы. Сидеть вам в СИЗО хотя бы два месяца совершенно не с руки. Поэтому вопрос первый: вы чем-нибудь власть нашу гневали?
– Нет. Противуправительственных стихов не писал, на демонстрации не ходил, на пикеты тоже.
– Это очень хорошо. А теперь расскажите мне, как на духу, в чем же вы провинились, что вас взяли с роскошного банкета да в вонючую камеру засунули?
Богоявленский понял, что надо поведать правду. К адвокату он проникся доверием – да и что ему оставалось делать? Нет, он не стал рассказывать историю ab ovo
[26] о пушкинском кольце, своем интересе и одержимости этой вещью. Просто сказал, что перстень ему понравился, и он имел намерение его украсть. Для того и познакомился с Грузинцевым, хотел усыпить гостей в особняке актера и ночью подменить кольцо. После преступления спрятал самодельный перстень в собственной сумке, а затем следак нашел в ней же печатку оригинальную. И о тщательно вымытой пробирке, оставленной на виду в ванной, поведал.
