Жизнь налаживалась, а она возвращала ее в горькую реальность.
– С Юлей было по-другому, – мама ответила спокойно, не заплакала. – Она делала то, что я считала недопустимым. Поэтому я свое мнение вы-сказала.
– А потом, когда она с Геннадием жила, ты что ей говорила?
Фонари красиво отражались на мокром после вчерашнего дождя асфальте.
– Мне казалось, они с Геннадием были друг другу нужны. У него не ладилось с женой, а Юля обрела то, что хотела, семью. Она о Геннадии беспокоилась, спешила к нему.
– У Федора тоже с женой не ладилось, если он к Юле клеился, – фыркнула Маша.
– С Геннадием было по-другому. – Мама обошла лужу. – Я сразу поняла, что там в семье что-то не то. По первым Юлиным рассказам.
– Конечно, не то, если человек умирает и все это знают!
– Не в этом дело. Когда жена от больного мужа убегает чуть свет и возвращается затемно… Она к нему не спешила. А Юля к Геннадию относилась как к мужу, она постоянно о нем думала. Так бывает, когда люди нужны друг другу. Когда оба друг другу нужны. Она перестала встречаться с Федором, когда стала жить с Геннадием.
– Откуда ты знаешь? Юля сама тебе сказала?
– Конечно, сама. Кто же еще… Она знала, что я эту связь не одобряю, вот и сказала.
У перекрестка Маша помахала маме рукой, дошла до остановки, подумала и зашагала дальше, не стала ждать автобуса.
Ветра не было, но дождь мог пойти в любую минуту. Выводить детей на прогулку Маша не стала.
Коля Федотов листал книжку, сидя на стульчике около стены.
– Что читаешь? – наклонилась к нему Маша.
Мальчик молча показал обложку. Сказки Гауфа.
– Интересно? – спросила Маша.
Мальчик молча кивнул.
Он часто приходил в сад не с игрушками, а с книжками.
– Ты бы побегал с ребятами, – посоветовала Маша.
– Не хочу.
– Почему? У нас такая хорошая, дружная группа.
– Читать интереснее.
– Мальчик, с которым ты вчера гулял, в сад не ходит?
– Нет. У него няня. У меня тоже няня была, когда я совсем маленький был. Я с Сережей всю жизнь дружу. Он иногда на целый день ко мне приходит, а я к нему.
– Здорово!
– У них дом очень большой, трехэтажный. Моя мама считает, что такой дом семье не нужен. А по-моему, здорово!
– Мария Сергевна! – закричали девочки. – Посмотрите, какой мы замок сделали!
Замок из лего действительно получился замечательный, Маша похвалила.
Уложив детей, как обычно, достала телефон. Пропущенный вызов был один, от Веры. Маша набрала номер подруги.
– Начала работать в салоне, – поделилась Вера. – У нас в городе, в салоне около станции. Не хочется в Москву ездить. Клиентов обзваниваю и тебе заодно позвонила. Хочешь постричься?
– Хочу, – обрадовалась Маша.
Волосы отрасли сильно, висли неопрятными прядями.
– Можно завтра? У нас новая воспитательница, у меня теперь по вторникам выходной.
Окошко у Веры нашлось.
К вечеру тучи разошлись, и Маша радостно крикнула:
– Гулять! Одеваемся!
Ухоженной территорией заведующая гордилась. Площадка была уставлена качелями, горками, такая территория имеется далеко не в каждом московском саду.
Наблюдая за резвящейся детворой, Маша отошла к забору.
Начали приходить за детьми родители. Когда забрали последних, было уже совсем темно.
* * *
Открыть дверь подъезда Илья не успел, дверь резко отворилась, едва не ударив его по лбу. Молодая соседка весело пробежала мимо, улыбнувшись и кивнув Илье. Илья тоже ей кивнул. Соседка на его глазах из девочки превратилась в девушку, во время коронавирусного локдауна предлагала им с Любой помощь с покупкой продуктов, а он не знал ни как ее зовут, ни на каком этаже она живет.
Скорее всего, и Люба этого не знала.
От помощи девушки они отказались, конечно. Они не на паперти, чтобы принимать милостыню.
Продукты приносила Фаина, которой они платили.
Неожиданно ему до боли захотелось вернуться в прошлое, в то время, когда мысль о том, что ему придется в кого-то целиться, была настолько дикой, что могла вызвать только смех. Вернуться в то время, когда он чувствовал себя уважаемым старым профессором и на молодую соседку смотрел со снисходительным пренебрежением.
Возьму на себя, решил Илья, входя в лифт.
Если полиция придет за Любой, возьму убийство на себя. Попасть в его возрасте в тюрьму означало смертный приговор, но он пожил достаточно, чтобы не бояться уйти. Это в молодости смерть пугает, с возрастом с ней смиряешься.
Мысль показалась спасительной, нужно только продумать мелочи.
Он отпер квартиру и с недоумением уставился на Нину.
– Илья Никитич… Вы только не волнуйтесь…
Нина говорила, а Илье казалось, что он ее не слышит. Слышал, конечно, только не мог, не хотел принимать реальность.
Реальность была ужасной. Он больше не мог позволить себе сесть в тюрьму. У него больная жена, о которой некому позаботиться, кроме него.
Здоровую Любу он мог оставить одну, больную – нет.
Судьба не оставила ему выбора.
Нина ушла. Он позвонил в больницу, потом поехал туда. Смотрел на лежащую на больничной кровати жену и вполуха слушал, что говорит ему врач. Договорился, что ее положат в отдельную палату, нанял сиделку.
Люба открыла глаза, когда ее перевезли в палату. Илья погладил руку, бессильно лежащую на простыне.
– Как ты, Любочка?
Сначала ему казалось, что она совсем потеряла память и теперь всегда будет смотреть в пространство бессмысленными глазами, и он обрадовался, когда она обиженно и невнятно прошептала:
– Ничего. Я в больнице? Когда меня выпишут?
Дикция у нее была нарушена, но он понял.
За отдельную палату заплатить пришлось дорого, и Илья не был уверен, что поступил правильно. Люди вокруг отвлекали бы ее, вызывали хоть какой-то интерес. Больные женщины часто сближаются друг с другом, у его матери была добрая приятельница, с которой она познакомилась в больнице.
Глаза Любы перестали казаться бессмысленными, и он понял, что жена поправится. Понял и больше не слушал то, что говорят врачи.
– Выпишут, когда поправишься, – улыбнулся Илья. – Потерпи.
Жена закрыла глаза. Он немного посидел, глядя на сомкнутые ресницы. Те не дрожали. Он поднялся и тихо вышел из палаты.
