Свекру было не за что просить у нее прощения. Прощения должен был просить Гена, но он не попросил.
– Сбрось телефон сестры, пожалуйста.
Нина отправила эсэмэской номер Маши, поставила телефон на подзарядку.
Слушать музыку расхотелось.
Она торопливо допила кофе, оделась и на метро поехала на работу. Не заходя к себе, толкнулась в кабинет Виктора и с облегчением прислонилась к двери, увидев, как он, оторвавшись от компьютера, ласково ей улыбается.
– Не уезжай больше, – Виктор, подойдя, втянул ее в кабинет.
– Не уеду, – Нина уткнулась в его плечо.
Он был намного ниже Геннадия и всего на пару сантиметров выше ее. Когда-то для Нины не существовало невысоких мужчин.
Сейчас не существовало мужчин, кроме него.
– Как жаль, что я тебя встретила только сейчас, – прошептала Нина.
Они были знакомы уже лет пять, но он не стал ее поправлять.
* * *
Анатолий послушно поехал назад по знакомым улицам. У ближайшей к детскому саду автобусной остановки Маша попросила:
– Останови здесь.
Выбравшись из машины, она заспешила к калитке сада, потом пошла медленней, а после остановилась.
В супермаркете напротив остановки работала бывшая Юлина подружка Вера Филиппова. Когда-то сестра с Верой учились в одном классе, очень дружили, шептались, сидя в маленькой Юлиной комнатке, и гоняли Машу, когда та к ним заглядывала.
Когда Юля поступила в медучилище, Вера стала приходить реже, а потом и совсем перестала.
В этот супермаркет Маша заходила редко, продукты они с мамой покупали ближе к дому. Она зашла сюда взять бутылку воды в середине лета, когда возвращалась с работы. Стояла мучительная жара, жарко было даже по вечерам, и Маше очень хотелось пить.
Сидевшую за кассой Веру она узнала сразу, отчего-то обрадовалась и робко спросила:
– Вы меня не помните? Я Маша…
– Машка! – радостно ахнула Вера.
Маша успела забыть, что Вера постоянно чему-то радовалась. Вера радовалась, а Юля при этом кривилась и смотрела на подругу как на ненормальную.
– Как жизнь-то?
Покупателей в тот вечер было немного. Маша, стоя у Веры за спиной, рассказала, что работает в детском саду, что сестра живет в Москве и видятся они нечасто.
Потом Маша вспомнила, что Вера училась на парикмахера, и удивилась, что видит ее за кассой.
– Ой! – махнула рукой Вера. – Пандемия проклятая! Клиентов не было почти, парикмахерская наша закрылась. Мне тут место предложили, я и пошла. Пусть маленькая зарплата, зато стабильная. А в парикмахерской никаких гарантий не было.
– Ты же хорошим мастером была, – пожалела Маша.
– Что же теперь делать! Старые клиентки мне звонят, я их обслуживаю, – понизила голос Вера. – Хочешь, тебя постригу?
– Хочу, – засмеялась тогда Маша.
Она так и не собралась постричься, волосы уже ниже плеч.
Маша перешла дорогу, решительно направилась в супермаркет. Сегодня Веры на кассе не было.
Взяв тележку, Маша проехала с ней между рядами полок с молочкой, увидела молодого человека, с хмурым видом раскладывающего на полки продукты.
– Извините, Вера Филиппова сегодня работает? – спросила Маша, с тоской ожидая услышать, что парень никакой Веры не знает.
– Сейчас позову, – не глядя на Машу, буркнул парень, оттолкнул тележку с продуктами и медленно куда-то ушел.
Веселая запыхавшаяся Вера с небрежно сколотыми на затылке рыжими кудрявыми волосами появилась через несколько минут и, увидев Машу, радостно всплеснула руками.
– Ой! Как хорошо, что это ты! А я уж испугалась, что покупатели жаловаться будут.
Кудри у Веры были свои, природные. Раньше она распрямляла волосы, а Юля ее от этого отговаривала.
Маша обрадовалась, видя доброе улыбающееся лицо, но почему-то заплакала.
* * *
Сегодня у Ильи была всего одна пара. Он прочитал лекцию и, не зайдя на кафедру, поехал домой.
Ему очень не хотелось, чтобы полиция явилась в его отсутствие. Люба и в обычной жизни не любила общаться с чужими одна, Илья старался быть дома, даже когда они вызывали электрика, а уж разговор с полицией мог стать для жены настоящим испытанием.
Так повелось давно, много лет назад. Они вместе ходили с маленьким Геной в поликлинику, потом он, а не Люба, являлся на родительские собрания в школу. Гена учился хорошо, что-то неожиданное на родительском собрании услышать было невозможно, но жена обычно встречала его тревожными глазами, и Илья ее успокаивал, рассказывая, что в школе сына хвалят.
Это была игра, и она обоим нравилась.
Гена не был трудным ребенком, и никакого особого беспокойства Люба испытывать не могла, с интеллектом у нее было все в порядке, тревожные глаза были просто частью игры.
Игра перестала нравиться, когда в семью пришло горе.
– Илюша, Геночка ведь поправится, правда? – хватала Илью за руки Люба.
– Будем надеяться, – старался Илья ее успокоить.
– Мы живем в двадцать первом веке… Ну неужели нет хороших лекарств!
– Конечно есть.
Жена веселела, включала телевизор. А Илья ловил себя на том, что смотрит на нее с изумлением. У нее было медицинское образование, и она не могла не понимать, что вылечить сына нельзя. Можно только продлить ему жизнь на несколько месяцев или лет.
Впрочем, если бы она погрузилась в тоску, было бы еще хуже.
Илья отпер дверь квартиры, позвал:
– Люба!
В квартире стояла тишина.
– Люба! – он, не разуваясь, заглянул в комнату, где жена обычно смотрела телевизор. Прошел в спальню. – Люба!
– Ты уже пришел? – Люба лежала поверх покрывала, укрывшись пледом.
– Плохо себя чувствуешь?
– Такая тяжелая голова! – пожаловалась она и протянула ему руку.
Илья подошел, сел рядом с ней.
– Никто не приходил?
– Н-нет, – растерялась она. – Кто должен прийти?
– Полиция наверняка к нам наведается.
– Зачем? – жена непонимающе отшатнулась.
Неожиданно ему стало противно оттого, что она разыгрывает непонимание. Сейчас не то время, чтобы притворяться друг перед другом.
– Юля жила с нашим сыном, – напомнил он.
– Пусть приходят, – к его удивлению, жена равнодушно пожала плечами.
Илья потрепал ее по руке, встал, переоделся в домашний костюм.
