Вернувшись в Южное Приземье, труппа проложила маршрут в обход Центроземья и устремилась в Зацентралье. Чем больше углублялись в Земь лицедеи, тем жёстче становились правила самых захудалых деревенек. Церковь приобрела влияние на Самоцветную Княгиню и диктовала свои законы жителям Земи, религия правилам бал и считала всякую забаву, промыслом дьявольским. Тем более во время поста. Пообщавшись с земцами Южного Приземья, Натори выяснил, что пост не заканчивается никогда, один лишь перетекает в другой.
Старое решение, принятое несколько сотен лет назад Самоцветной Княгиней того времени, о закреплении веры в Избавителя по всей стране, аукнулось многим невинным путникам, а также представителям других рас. С того времени сменилось несколько правящих Княгинь, все они держали Церковь в суровом подчинении. Все, кроме одной, пришедшей к власти более полувека назад. Разменяв восьмой десяток, и с трудом управляла собственными конечностями, не говоря о стране, Княгиня доверилась Церкви. В молодости будучи религиозной, она была падка на увещевания церковников, но с возрастом вступила от них в зависимость. Подвернувшийся вовремя нужный человек, подольстил и подговорил немолодую уже Княгиню, дать Церкви больше полномочий, сложив с себя тем самым львиную долю обязательств. Слова его были сладки и сулили так необходимый уставшей от интриг и светских раутов женщине покой при жизни. Не раздумывая долго, Княгиня издала указ, от которого взвыли все, подходящие под описание церковников: «замешанными в сношениях с демонами». Пощадили только некромантов и чернокнижников, находящихся на государственной службе, лишив при этом привилегий и голоса на совете, сократив места на факультетах и всячески отвращая молодёжь от тёмных знаний.
Спайди, следовавший за Рин словно собачонка, услышал ругань, раздававшуюся из шатра стариков. Девочка направилась к ним, чтобы утихомирить родственников, но застыла у полога, прислушиваясь.
– Чёртовы святоши! Будь они трижды прокляты своими отцом, сыном и хреновым святым духом! – разорялся дед, которого не так давно, вместе со всей труппой, заставили идти в церковь на мессу, а иначе грозились выгнать из окрестностей деревушки. – Везде нос свой суют. Мы дали только пять выступлений за последние два сезона! Пять выступлений за два сезона, – в сердцах повторил он. – Если так пойдёт дальше, мы подохнем в эту зиму! – заключил старик, сидя у постели в третий раз за последние два оборота заболевшей бабки.
– Будет тебе. Успокойся. Пока на чужой земле, всуе их богов не поминай, – попыталась усмирить супруга старуха.
– Да плевать я хотел на их чёртовых богов! Как тут успокоиться?! Ты посмотри на труппу. Они уже забыли, когда нормально ели в последний раз!
– Мы уже взяли направление в Касмедолию. Там будет лучше. – Бабка положила свою высохшую руку на колено деду, но тот не мог утихнуть.
– А если не будет? Мы думали, лучше станет летом, и ни хрена не стало! А вдруг в Касмедолии тоже веруют в этого проклятущего Избавителя?
– Свят, свят, – бабка переняла у сельских жителей фразу против нехороших мыслей. – Будем надеяться, что нет.
– Надеяться? Тьфу. Какая уж тут надежда? А всё знаешь, кто виноват? – Бабка покачала головой, растерявшись. – Вы – бабы! Бабы у власти – вот ведь чушь. Вот и страдают теперь люди из-за бабских прихотей, – рассуждал старик, как уроженец надгорного края, где испокон веков должность Поднебесного Правителя занимали мужчины. Когда до власти добирались женщины – а случалось такое дважды – страну терроризировали монстры, случился голод, засуха, восстание, людей топили в крови войн. Те тёмные времена прозвали Смутными, а двух властительниц – Разрушительней и Тираншей.
– Да, кудой вы мужланы без баб-то? Молчал бы! Небось, святоша, какой заговорил Княгине зубы. Вы мужики можете, – оправдала женский род старуха.
– А ну молчи! Лежишь тут больная вся, вот и лежи молча, женщина! – заткнул супругу старик. – Касмедолия тоже мне. Уж лучше с голоду подохнуть, чем туда.
– Ой, да чем тебе Страна-на-Воде-то не угодила?
Не выдержав дальше скрывать своё присутствие, в шатёр ворвалась Рин и поддержала идею:
– Да, в Касмедолию! В прекрасную Страну-на-Воде. Страну фонтанов и морских брызг. Мы должны отправляться немедленно! – радостная, проскандировала белокурая принцесса.
– От камни в почки, услыхала, – выругался старик.
– Да, куда ж мы щас-то поедем? Зима на носу, – запричитала бабка.
– Ба, у тебя после лета сразу зима идёт? Осенью даже не пахнет, середина августа, мы быстро доберёмся! – изрекла блондинка.
– А зимой что? Как зиму зимовать прикажешь? В Касмедолии осень как зима. Куда мы пойдём? Замёрзнем там насмерть. Нет, Рин, не раньше весны, – констатировал дед.
– Помрём с голоду, помрём с холоду, да вы сговорились что ли? Идём в Касмедолию!– Девочка притопнула ножкой, для пущей убедительности своих слов.
– И много ты слышала? – спросил старик и покосился на Спайди, тихо стоявшего в сторонке.
– Всё я слышала! Мы в полной заднице! В нищете! Сидим в этом дурацком цирке! – срываясь на визг, вопила принцесса.
– Этот цирк кормит тебя. Не смей говорить, как твой брат! – осёк внучку дед.
– Брат правильно сделал, что свалил из цирка. Может, настала и моя очередь? – злобно выплюнула Рин и упёрла полный решимости взгляд в старика.
– Нет, Рин, не надо, – заныла бабка, приподнявшись на постели. – Старый пень, ты чего такое говоришь! Хочешь последней внучки лишиться? – И снова повернувшись к девушке, ласково продолжила, – Рин, не слушай ты этого маразматика. Мы всё сделаем, ты только не оставляй цирк и нас.
– Так и быть, – снисходительно бросила блондинка и отвернулась, вид осунувшейся больной старухи был ей противен. – Но мы отправляемся в Касмедолию. Чем быстрее, тем лучше, – объявила девочка свои требования и вышла вон из шатра.
Старик вздохнул и покачал головой, глядя ей вслед, затем перевёл взгляд на притихшего Спайди и снова закачал головой, вздыхая «ох-ох-ох». Мальчик, исхудавший не меньше других, здорово помогал труппе на протяжении всего лета и осени. Он уходил из лагеря и всегда возвращался, принося что-то съестное: ягоды, грибы, корешки, плоды, рыбу, раков, лягушек, маленьких птичек или зверьков, из которых бабка или Сатори готовили похлёбки. Дед диву давался, будто сам лес благоволил мальчику. Сам Спайди оправдывался везением и удачным стечением обстоятельств – бросил камень на удачу, попал в сойку, рыбу выбросило на берег, нашёл поляну грибов, в луже копошились жирные лягушки. Старик не мучил метателя вопросами, понимая, что бывший вор ловкач, и возможно что-то воровал в ближайших деревнях, но пока трудом мальчика кормилась труппа, циркач закрывал глаза на лиходейства. Тяжёлые времена заставляли идти на сделку с совестью.
Натори и Миака частенько ходили вместе со Спайди, и всегда заверяли деда, что мальчик от природы ловкий, наделённый великолепным обонянием и зрением, сродни звериным. Стоило старику задуматься над словами лицедеев, как вмешивалась Рин и утверждала, что достойна лишь самого лучшего, в том числе и питомца.
