Я об этом знала. Но, в надежде на то, что поддавшийся эмоциям Коршун Карио ослабит то пугающее ментальное воздействие, коему подверг меня, лишь отрицательно качнула головой… и ощутила облегчение, едва мне удалась эта маленькая ложь.
– Она назвала меня выродком, – с абсолютно каменным выражением лица, произнес герцог. – А моих чудесных дочерей – ублюдками.
Несколько секунд, глядя на меня так, словно смотрит скорее сквозь, чем видя собственно меня же, Карио молчал. А затем тихо произнес:
– Я никогда не прощу себе ее смерти. Никогда. Но сильнее всех нас ранят те, кого мы любим. Я любил. Любил ее всем сердцем. Но в тот миг… От нее остался лишь пепел. До сих пор не могу понять, почему не сдержался тогда. Вот я вижу ее изможденное, но все столь же прекрасное лицо… А вот моя возлюбленная осыпается пеплом на окровавленной больничной койке в грязной обветшалой лекарне.
Пауза и хриплое:
– Я забрал дочерей и уходя, превратил все и всех в могильник своего сердца. Больше я не любил. Никогда.
Если после данной исповеди его светлость ожидал моего сочувствия, то напрасно.
Но если я ожидала, что чудовищная исповедь на этом и завершится, то… и мои ожидания оказались напрасными.
– Лаура – моя гордость, – произнес Карио, – но Эмбер… – на его жестоком лице промелькнуло что-то столь жуткое, что вызвало оторопь. – Эмбер абсолютная копия Лилиан.
Жутка улыбка приобрела некоторую мечтательность, и герцог озвучил совершенно чудовищное:
– Моя милая девочка всегда полагала, что я к ней слишком суров. Это действительно было так. Но с каждым годом, моя Эмбер Лили Энсан расцветала как прекрасный цветок…
Взгляд на меня, и совершенно спокойное:
– Мне жаль, что я потерял Лауру, но Эмбер, моя прекрасная Эмбер, подарит мне еще множество прекрасных дочерей, не менее сильных, чем Лаура. Вы так и будете молчать?
Нервно улыбнувшись, я напряженно заметила:
– Боюсь, единственным моим комментарием ко всем вашим откровениям, станут слова, которые вы, вероятно, услышали от вашей… последней возлюбленной. А я вовсе не горю желанием быть испепеленной на месте.
– Да уж, характер у вас под стать Стентону, – с раздражением высказал герцог. – Не удивительно, что вы поладили.
– У нас было много общего, – подтвердила сдержанно.
– К примеру, вас связывала общая ненависть ко мне? – с нескрываемым сарказмом поинтересовался Карио.
– Ну что вы, – я нервно улыбнулась,– не было никакой ненависти. Всего лишь… некоторое презрение.
Увы, я не сдержалась.
Но учитывая обстоятельства, была вынуждена сгладить собственное высказывание и поспешно добавила:
– В смысле, негативное отношение к вашим методам работы с научным магическим сообществом. Простите.
Своеобразные извинения приняты не были.
Когти неизвестного мне магического воздействия больно впились в голову, с такой силой, что у меня потемнело в глазах, и Карио ледяным тоном задал прямой вопрос:
– Эмбер была схвачена?
– Нет, – слезы застыли в моих глазах, боль была практически невыносимой, но и отступать я была не намерена – сила лорда Гордана все так же текла в «Rigescuntindutae», продолжая сдерживать адские часы «Gehйnnam».
– Вам известно, где она? – продолжил допрос герцог.
– Нет, – это было не совсем правдой, и боль от ментального захвата усилилась.
– Но что-то вам определенно известно, – задумчиво произнес Карио.
О, да. Мне было известно, что Эмбер счастлива в браке со своим возлюбленным оборотнем, что у нее двое детей, и она уж точно не горит желанием стать любовницей собственного отца, чтобы рожать ему «сильных дочерей».
– Мне довелось видеть ее, но где конкретно Эмбер сейчас я не знаю, – и вот это было уже чистейшей правдой.
Боль немного отступила, но мое бедное сердце неистово билось, а сознание судорожно пыталось опознать тип ментального воздействия. Это определенно было чем-то из запрещенной в империи магии, но в том то и опасность запрещенных заклинаний – я не знала большинства из них, и уж тем более способов защиты от подобной магии.
Герцог некоторое время молча взирал на меня, а затем задумчиво, словно рассуждал вслух, произнес:
– Эмбер прекрасна, но и вы не лишены достоинств. Милое личико, удивительно–притягательный цвет глаз, иммунитет к магии драконов… Интересно, какие у нас с вами будут дети…
Я пошатнулась, едва не рухнув в сияющую и сверкающую ртутным серебром воду!
Воистину, от подобных предположений, вполне себе можно и задуматься о таком грешном деле, как самоубийство.
– Вы рассуждаете о детях так, как иные собаководы о потомстве от скрещиваемых пород! – высказалась негодующие.
– А вы полагаете, есть отличия? – равнодушно вопросил герцог. – Поверьте моему опыту – разница невелика. Впрочем, зачем верить, если у меня имеются все шансы вам это продемонстрировать?
– Предпочитаю верить на слово, – меня замутило от безнравственности имеющей место беседы. – Вы желали поговорить. Я с нетерпением жду ваших вопросов.
Озеро силы подсвечивало темное небо без звезд, всю меня, частично лицо и тело герцога Карио. Мужчина сидел совершенно спокойно на темном, словно поглощающим свет, валуне, но я ощущала когти его заклинания слишком отчетливо, чтобы наивно надеяться на желание герцога лишь побеседовать.
– У меня свои счеты к Арнелу, – холодным оценивающим взглядом изучая меня, сказал Карио. – Ныне он весьма ошибочно полагает, что победа на его стороне, но, безусловно, это не так. К утру Арнел будет мертв. Как и Гордан. Императору Эдуарду придется искать союзника, и он найдет его в моем лице. Игра окончена, Анабель.
Несколько ударов сердца, и я напряженно позвала:
«Кристиан».
Лорд Давернетти откликнулся мгновенно. Я ощутила, что он летит, где-то весьма высоко, и несет что-то крайне ценное. Полагаю, его ношей был император. И в этом случае мне, по всем разумным соображениям, было бы лучше не вмешиваться, так как жизнь Его Величества была высшей ценностью для всего государства. Но…
«Адриану грозит опасность», – передала я.
«Дьявол меня раздери! – выругался старший следователь. – Какая конкретно?»
«Основная проблема в том, что мне это неведомо», – напряженно призналась я.
Несколько взмахов могучими крыльями, и нервное:
«Бель, детка, себя береги».
А затем, справившись с эмоциями, уже в свойственном ему полуиздевательском тоне, Давернетти заявил:
«За спасение Адриана расплатишься со мной снятием твоего дурацкого заклинания. Не то чтобы мешает, но ты знаешь, я соскучился по виду твоих сверкающих от гнева глазок».
