– Извини, Оливер. Я бы осталась, все объяснила…
Мой голос дрожал, но нельзя было позволить чувствам возобладать над разумом. Меня ждали Лена с Максин – если, конечно, еще не уехали обратно в «Колдостан». Страшно подумать, что скажет Хелен, когда я вернусь.
– …но мне пора идти, – закончила я и развернулась, вот уже второй раз бросая Оливера одного.
Мои туфли печально хлюпали в лужах на тротуаре.
– Прости меня, Фрэнсис! – крикнул Оливер мне вслед, когда я отошла уже достаточно далеко и едва его расслышала.
– За что?!
На секунду повисла болезненная тишина.
Оливер пожал плечами в промокшем до нитки смокинге.
– За все.
Сердце бешено колотилось в груди. Я прекрасно понимала, о чем он.
Я бежала все двенадцать кварталов до церкви, в которой проводилось собрание суфражисток.
Волосы у меня спутались под дождем, а подол красивого платья Максин был измазан в грязи. Я очень надеялась, что она меня простит и что его можно отстирать.
На улице было тихо, и ливень постепенно сходил на нет.
Я спустилась в подвал церкви. Суфражистки все еще были там и болтали друг с другом, разбившись на тесные группки.
Я уловила несколько слов, проходя мимо: «забастовки», «демонстрации», «марши».
Завидев меня, Максин широко распахнула глаза от ужаса.
– Что с тобой произошло? – спросила она глухим голосом.
– Попала под дождь, – ответила я с милой улыбкой – видела, как Хелен глядит на нас издалека.
Хотя, наверное, Максин спрашивала не про то, почему я промокла до нитки, а про фиолетовый синяк под глазом.
Хелен подошла к нам.
– Где ты была, Фрэнсис?
После того, что я пережила, расплакаться было несложно. Со слезами на глазах я изложила ту историю, которую мы заготовили еще два дня назад.
Объяснила, что невыносимо скучала по своим подругам из ателье и ушла ненадолго, чтобы их навестить.
– Похоже, они не сильно тебе обрадовались, – заметила Максин, показывая на мой опухший глаз.
– Я поскользнулась. Тротуар весь мокрый от дождя.
– Что ж, отчасти ты это заслужила, – сказала Хелен. – Впрочем, неважно. У нас есть более важные задачи.
Она подошла к высокой блондинке, с которой мы разговаривали до этого, и тихо спросила:
– Готова, Этель?
Этель нервно сглотнула.
– Да, насколько это возможно.
Мы все вместе вышли на улицу, где стояла машина скорой помощи.
Максин села спереди, но сзади нам было довольно тесно даже втроем.
– Сочувствую, что у тебя нашли туберкулез, – вежливо сказала Лена.
– Хелен мне все объяснила, – ответила Этель. – Очень любезно с ее стороны.
– Ну, тогда сочувствую, что у тебя нашли магию, – не растерялась Лена.
Этель хмыкнула.
– Устроила голодовку в знак протеста, а получила волшебные силы. Правда, охранника жалко.
– Не сто́ит.
Остаток пути прошел в неловкой, давящей тишине.
Хелен все еще сердилась на меня за побег с тщательно запланированного мероприятия.
Максин тоже сердилась – наверное, потому, что я испортила платье.
Лена вполне справедливо сердилась на суфражисток, которым она была безразлична.
Возможно, и Этель на что-то сердилась, но я недостаточно хорошо ее знала, чтобы сказать наверняка.
А я чувствовала себя перепуганной и в то же время пугающей.
Мой мозг отчаянно пытался обработать всю полученную информацию – обо мне самой и о магии в целом. Я все еще чувствовала отголоски этой силы, и во мне просыпалась жажда снова ее испытать. Она одурманивала. Однако потом я вспомнила, как бутылка виски с хрустом разбилась о голову первого противника Оливера, вспомнила страх в глазах Влада, когда он оказался в оковах моей магии, и поежилась. Сегодня я увидела, как с помощью колдовства можно наносить другим вред. И получалось у меня отлично. Вот только что это говорило обо мне?
Я все думала о предложении босса Олана. Разве я не повторю судьбу своей матери, если сбегу из «Колдостана» ради льстивых обещаний мужчины? А если возьму свою магию под контроль, удастся ли мне избежать ее ошибок?
Наконец мы добрались до академии. Машина затормозила, скрипя по гравию. В темноте белые колонны фасада отливали синим.
Хелен спрыгнула с водительского сиденья и посмотрела на меня.
– Фрэнсис, будешь помогать на кухне следующие две недели. Начинаешь завтра в пять утра, – отчеканила она и тут же отвернулась, как бы показывая, что я не заслуживаю больше ни секунды ее внимания, и быстро зашагала ко входу.
Бедняжка Этель едва за ней поспевала.
– Я же говорила, – шепнула мне Максин. – Теперь расскажи обо всем, что с тобой произошло.
Она отвела нас в свою комнату на втором этаже. Там я с удивлением обнаружила, что на кровати Максин сидит незнакомая мне рыжая девушка в ночной сорочке. – Извини, дорогая, не сегодня, – сказала ей Максин.
Девушка выглядела разочарованной, но возражать не стала.
– Кто это? – спросила я, когда она вышла за дверь.
– Мэй.
Я не стала дальше ее расспрашивать. Нам многое надо было обсудить.
Пушистый синий ковер приятно ощущался под ногами. Я приблизилась к туалетному столику, заваленному украшениями и серебряными гребнями. А еще модными журналами с фотографиями денди в костюмах конфетных расцветок и галстуках в полоску. Страницы в них были загнуты.
Словно сорока, не способная устоять перед побрякушками, я погладила холодную сапфировую брошь.
Голос Максин вывел меня из туманного состояния.
– Говорила же, можешь взять что угодно. Любую брошь, платье – без разницы. Какой мне в этом прок, если я до конца жизни буду ходить в этой накидке? – мрачно произнесла она и устало опустилась на кровать.
Я решила не напоминать Максин о том, что в данный момент на ней нет накидки.
Мне хотелось как можно скорее выбраться из этого грязного, тяжелого от влаги платья, и я думала уже согласиться на щедрое предложение Максин, но тут она снова заговорила, и я упустила шанс попросить ее расстегнуть мне пуговицы.
– Так, Хеллоуэл, что за чертовщина с тобой произошла? Я ощутила… Странную магию.
Выговориться было приятно. Слова буквально сыпались из меня, и я сама на них спотыкалась. И только после того, как закончила рассказ, осмелилась поднять взгляд на подруг.
Лена смотрела на меня разинув рот.
