Я с трудом подавила улыбку.
– А зачем ты хотел меня увидеть?
Он вдруг оказался совсем рядом, словно по волшебству.
– Да посмотреть, как у тебя успехи. Была возможность попрактиковаться?
– Совсем немного. Большую часть времени занимают уроки в академии, но тебе наверняка будет приятно услышать, как стремительно развивается мое умение волшебного замешивания теста.
Финн рассмеялся – чистым, греющим душу смехом, подобным перезвону церковных колоколов.
– Ах, разумеется. Очень приятно!
Между нами снова повисла пауза.
– Расскажи мне больше об Уильяме, – попросила я.
Мне отчаянно хотелось посмотреть на брата глазами другого человека, избавиться от странного ощущения, будто теперь он существует лишь в моей памяти.
Финн задумчиво закусил губу, а потом улыбнулся.
– В организации «Сыны Сент-Друона» был один участник по имени Гораций Киплинг. Он держал фабрику по производству галстуков. Магией не обладал, зато был очень богат, а это тоже своего рода сила. Отчего-то ему сильно не нравились ирландцы. Изводил меня с самого первого дня, как я вступил в организацию. Даже как-то плюнул в мою тарелку при всех за ужином. Чертов мерзавец. Уильям все видел, и его это, конечно, возмутило. Он терпеть не мог задир.
– Это точно, – согласилась я.
Зияющая дыра в моем сердце временно наполнилась золотым светом, как лес вокруг.
– Как ты думаешь, что он сделал? Конечно, можно было унизить Горация прямо в столовой, но это ни к чему не привело бы. Нет, Уильям пошел к нему на фабрику и поговорил со всеми его работниками. В следующий понедельник перед кабинетом Горация собралась целая очередь с заявлениями об увольнении. Уильям для всех нашел более выгодные места – либо с оплатой повыше, либо ближе к дому или с условиями получше. Оставил фабрику без сотрудников и всем кому мог рассказал о том, что этого предпринимателя лучше обходить стороной. Богатенький отец Горация так разочаровался в сынишке, что отправил его в Питсбург, заниматься семейным бизнесом по обработке стали. Питсбург! – хохотнул Финн, хлопая себя по колену. – Можешь себе представить более жалкую участь? Гораций вот не мог. Такую истерику закатил, какой от взрослого человека и не ожидаешь.
Я невольно улыбнулась.
– Уильям правда так расстарался?
– Ага, – ответил Финн, весь сияя. – Это было просто блестяще. Гениально. И даже отблагодарить его как следует не дал. Отмахнулся со смехом и сказал, что Гораций это заслужил.
У меня на глаза набежали слезы.
– Он был особенным человеком.
– Это да, – согласился Финн. – И мы дадим ему повод нами гордиться.
У меня сдавило грудь. Я перевела взгляд на кусты с пышными цветами. Из них выпорхнули бойкие мерцающие бабочки.
– Я пытаюсь. Это все, что я могу сделать теперь, когда его больше нет.
Всю оставшуюся неделю речь о Финне больше не заходила. Лена не упоминала о нем ни за игрой в карты, ни за едой, ни по дороге на уроки. С Максин вовсе не удавалось особо поговорить. Она проводила время то с одной компанией подруг, то с другой, то уезжала по делам с Хелен. В общем, вполне можно было вообразить, будто наша ночная вылазка нам приснилась, если бы Финн не приходил ко мне в настоящих снах.
На практическом применении в среду, когда мы собирали букет в вазе, Лена почти на меня не смотрела. У нас обеих было неважно с симметрией, и роза Лены отказывалась распускаться больше чем наполовину. Миссис Робертс цокнула языком, глядя на то, что у нас получилось, и приписала это нашему не самому благородному происхождению.
– Не у всех есть понятие красоты, мои дорогие. Девушки из простых семей редко им обладают, и я понимаю, что не могу ожидать от вас слишком многого, но приятно видеть, как вы стараетесь.
Она говорила ласково, словно думала, что делает нам комплимент, но мы с Леной захихикали сразу, как преподавательница отошла от нашего стола, и наш смех развеял неловкую атмосферу.
– Как же я теперь мужа-то найду? – шутливо посетовала Лена.
– Наследник состояния тебе не светит, это точно.
Пользуясь моментом, я нацарапала в своей тетради: «Пойдешь завтра?» Подумала немного и добавила: «Пожалуйста».
Лена взглянула на листок, поджала губы и нерешительно кивнула. Меня накрыла волна облегчения. «Спасибо», – беззвучно ответила я. Она снова прыснула. Редко удавалось видеть, чтобы Лена смеялась так часто.
– Ты не задумывалась над тем, что я делаю это не ради тебя?
Вторая встреча с Финном состоялась холодной ночью в конце октября. Он пришел с сумкой через плечо и выдал нам по маленькому коричневому свертку, перевязанному тонкой веревкой.
Я тут же развернула свой и увидела грубо связанные голубые митенки.
– Не знаю, какие цвета вам нравятся, так что можете поменяться, – сказал Финн.
Я оглянулась на девчонок – им достались красные и фиолетовые.
– Я возьму красные! – выпалила Максин.
– Меня устраивают голубые, – призналась я.
– Все-таки сложно колдовать, когда руки дрожат от холода, и у меня на этой неделе выдалась пара свободных часов, – объяснил Финн.
– Это ты связал? – спросила я.
– Так точно. Я же вырос на овцеферме. Шерсти полно, а вечерами делать нечего. Правильно разыграете свои карты – и в следующий раз принесу вам по свитеру.
Я надела митенки, и Финн улыбнулся.
– Тебе идет. К тому же в них меньше дыр, чем в тех перчатках, которые были на тебе в нашу первую встречу.
– Удивлена, что ты это помнишь, – сказала я, подавляя ухмылку.
Если честно, даже не помню, когда мне последний раз что-то дарили.
Однако за улыбкой и подарками Финна скрывалось нечто более мрачное. Даже в слабом свете фонаря было видно, что он горбится и глаза у него красные.
– Что не так? – тихо спросила я, пока Лена с Максин листали книгу, выбирая заклинание на сегодня.
– Просто тяжелый день. Не бери в голову. Мне приятно вас всех видеть.
– Что случилось? – настаивала я.
Избегая моего вопроса, Финн повернулся зажечь фонарь, который повесил на ветку дерева. На траву упала тень, похожая на вытянутые пальцы. Я плотнее запахнула пальто.
– Рад, что тебе понравились митенки.
Я размяла пальцы.
– Очень впечатляет. Ты неплохо вяжешь.
– Сам знаю, – с улыбкой ответил Финн, хотя лицо у него все равно выглядело мрачным.
– Эй, грустный парнишка! – позвала Максин, оглядываясь на нас. – Объяснишь нам, в чем дело, или как?
Финн опустил голову и потянул за выбившуюся из куртки нитку. А когда он заговорил, в его голосе не слышалось прежнего веселья:
