Прошло еще несколько лет, и Алекс вовсе перестала интересоваться противоположным полом, поняв по своему опыту, что мужчины приближались к ней только в том случае, когда им нужно было выплакаться на чьем-либо плече.
Ей было гораздо проще проводить время в женских компаниях. А в последний год у нее и не было времени ходить куда-то, так как Сандра редко бывала дома и Алекс приходилось отдавать все свое время ребенку.
Костос привез из Нью-Йорка игрушечный поезд для Патрика. Локомотив был такой большой, что Патрик мог сидеть на нем верхом. Теперь они вдвоем возились на полу, собирая гигантскую железную дорогу. Они получали массу удовольствия, и Костос испытывал не меньше радости, чем его племянник.
Патрик старался копировать дядю во всем, но проявлял характер. Когда дядя попытался показать ему, как нужно соединять вагоны, малыш посмотрел на него обиженно, и Костос, вздохнув, дал ему возможность делать все по-своему.
Смотря на эту парочку, ползающую на полу, Алекс заметила между ними значительное сходство. Когда Патрик подрастет и его лицо утратит свою детскую округлость, у него будет такой же нос, как у Костоса, а форма глаз и их цвет даже сейчас у них были одинаковы. Кроме того, перед Патриком теперь будет прекрасный образец для подражания.
Когда Алекс впервые встретила Костоса, она сразу же отвела ему роль противника, хотя теперь понимала, что в нем много хорошего. Чем больше она узнавала его, тем больше попадала под обаяние его личности. Его ум, сила характера, преданность своей семье, а также чувство ответственности за своего племянника были достойны восхищения.
Вскоре Патрик уснул, лежа прямо на игрушечном поезде. Костос взял его на руки и пошел вслед за Алекс, которая показывала дорогу в комнату мальчика.
Увидев ночную рубашку Алекс в этой же комнате, Костос нахмурился.
– Тебе вовсе не нужно спать в той же комнате, что и ребенок. Я уже попросил найти ему няню.
– Но это вовсе ни к чему, – запротестовала Алекс.
В ее голове мелькнула мысль – он хочет поскорее от меня избавиться. Как только Патрик привыкнет и моя помощь будет ему больше не нужна, в тот же день меня отправят назад в Лос-Анджелес.
– Нет, это просто необходимо. Патрику нужно научиться говорить по-гречески. И кроме того, ты не служанка в этом доме, а гостья. Пока гувернантку не найдут, в этой комнате может спать горничная, которая присмотрит за Патриком ночью.
Костос вызвал прислугу и попросил приготовить для Алекс комнату, в которую он сам ее и отвел. Как только она вошла туда, он быстро закрыл дверь, и она еще не успела догадаться о его намерениях, как оказалась прижатой к стене.
Костос склонился над ней и, обвив сильными руками, покрывал поцелуями ее шею, впадинку у плеча. Он закрыл поцелуем ее рот, крепко прижал к своему упругому телу.
– Даже холодный душ и плотный ужин не смогут успокоить моего желания!
Он целовал ее плечи и шею жадно, словно изголодавшись, так что Алекс даже обмякла в его объятиях. Она вздохнула от удовольствия и радостно подставила под поцелуи губы.
И Костос страстно поцеловал ее, пробираясь языком в медовый жар, разгоравшийся за преградой ее губ. Алекс, почувствовав неведомый ей доселе восторг, вскрикнула и машинально вонзила в пальцы в его мощную спину.
Его язык словно исследовал глубины ее рта: это было совершенно новое для нее интимное ощущение. Она не ведала, что таким простым действием можно доставить друг другу так много удовольствия.
Новые чувства совершенно поглотили ее: тело горело, словно в огне, грудь налилась в мучительном ожидании ласки, чресла ныли и требовали свободы от возрастающих сладострастных ощущений, терзавших ее. Затем он внезапно отпустил ее и, уходя, сказал:
– Я жду тебя в столовой.
Обед был накрыт с особой пышностью. Комната была настолько велика, что могла вместить огромное количество людей, но только они вдвоем сидели друг против друга.
Алекс подумалось, что можно было бы поесть в какой-то комнате попроще, где твой голос не будет отдаваться эхом, а слугам не придется преодолевать пространство в десятки метров, чтобы подойти к столу от двери. Кроме того, тогда их общение могло бы быть более раскованным.
Но, взглянув на Костоса, она поняла, что он вполне привык к этой комнате и совершенно не испытывает никакого неудобства. Так что придется ей самой менять свои привычки.
Когда принесли кофе, Костос откинулся в своем кресле.
– Пока я был в Нью-Йорке, я подумал о наших взаимоотношениях.
– А что, у нас есть какие-то отношения? – удивилась Алекс.
Он пропустил ее реплику мимо ушей и продолжал:
– Иногда очень полезно посмотреть на проблему с разных точек зрения, – сообщил он ей. – Я пришел к выводу, что мы могли бы заключить с тобой взаимовыгодное деловое соглашение.
– О чем ты? – не поняла Алекс.
– Когда мужчина и женщина встречаются и влюбляются, каждый из них ожидает многого от этих отношений, но жизнь не всегда оправдывает их надежды, – вещал Костос с холодной уверенностью, в его черных глазах горел огонек цинизма.
Алекс в растерянности смотрела на него.
– Но мы не влюблены, так ведь? Поэтому мы можем урегулировать наши сексуальные аппетиты в соответствии с нашим удобством. Я уже знаю, чего от тебя можно ожидать, так что мне не придется разочароваться. – Голос Костоса был холоден и деловит. – Такие отношения будут удобны для нас обоих. Ты получишь возможность быть с Патриком и вести роскошный образ жизни, а я – красивую любовницу, которая меня устраивает.
Алекс побледнела. В ней поднималась волна гнева. Как он может сидеть здесь и так холодно обсуждать их отношения без тени каких-либо эмоций или чувств?
– Причем нежную и очень сексуальную любовницу, – хрипловато проговорил он, его глаза загорелись огоньком предвкушения. – Я не вижу никаких причин, почему нам не прийти к взаимовыгодному соглашению, оставив прошлое позади.
– Я не уверена, что ты сможешь дать мне то, что мне необходимо для счастья. Думаю, что ты из того сорта мужчин, которые, обжегшись на молоке, затем дуют и на воду, – заявила Алекс. Она вовсе не собиралась сдерживать свое раздражение. – Тебе однажды встретилась женщина, которая обидела тебя, а теперь твоя оскорбленная мужская гордость заставляет тебя вымещать свою обиду на всех других женщинах, которые встречаются тебе.
– Что, что? – Рассвирепев, Костос встал в полный рост. – Что еще за чушь об оскорбленной мужской гордости? Кто тебе это напел?
– Это вовсе не чушь! – Голос Алекс дрожал от эмоций, кипевших в ней.
– О чем ты говоришь? Ответь мне на вопрос, кто приходил к тебе, с кем ты говорила? – Костос требовал ответа, тряся ее за плечи.
– Отпусти меня, – прошептала Алекс, понимая, что, дав волю своему возмущению, она сказала гораздо больше, чем хотела.
