— Посидим тут. Тыщу раз видели как люди трахаются, ничего нового.
— В беседку можно заглянуть, там бывает интереснее.
— Да то же самое, если только не начнут насиловать, а в беседках это редко делают. Для этого есть набережная. Но если мы пойдем туда, можем пропустить возведение дома.
В сквериках и беседках действительно занимаются сексом. Примитивным, чаще всего быстрым, для разрядки. Почему подростков вообще пускают в Городок? Им тут совсем не место. Есть же, наверное, другие игры, куда более подходящие для их возраста?
— Привет! А пожар вы не видели? — обратился я к ним.
— Не-а, — протянул зеленый хохолок. — А ты?
— Я тоже не видел.
— Здорово, говорят, полыхало. Мы на следующий день пришли, уже все так было, — он кивнул на пепелище. — Но запах еще оставался. Не сильный, но все равно круто.
— А дом знаете чей?
— Талобы Ката, все знают, — пожал плечами очкарик, затем прищурился: — А тебе зачем?
— Сыщик. Расследую пожар.
Дети любят играть в сыщиков. А наблюдательность у них на порядок лучше, чем у взрослых, лишь бы не начали придумывать то, чего не было. Я очень надеялся, что пареньки, которые набирают очки, занимаясь математикой, окажутся мне полезными. И это сработало.
— Сы-ыщик? Круто! А как ты расследуешь?
Пацаны дружно подвинулись, приглашая меня сесть рядом с ними.
— Хожу, смотрю, наблюдаю, расспрашиваю очевидцев, — ответил я, присаживаясь.
— А мы не очевидцы, — расстраивается парень с хохолком.
— Видели там, — киваю в сторону забора, — зверюшку смешную?
— Иглоносца? Ага!
— Редкость это, — кивает очкарик. — В Городке мало у кого есть свои питомцы. Очень это дорого и сложно.
— Почему?
— Ну… Котов и свиней сейчас многие делают, цены упали. А вот таких, которые не в доме живут, а как бы дикие, на рынке нет, поэтому нужно специально заказывать.
Надо же, я не подумал об этом. Действительно, никакой живности я в Городке пока не видел. Кроме этого иглоносца. Насчет свиней, кстати, тоже непонятно — они что, здесь считаются домашними животными? «Привет, хрю-хрю, почеши мне спинку»? Забавно.
— А какие у них свойства? Что они могут?
— Как запрограммируют, такие и свойства. У этого иглоносца явно программа хорошая, словно у него в голове ИИ, но это же совсем глупо.
— ИИ?
— Искусственный интеллект. Ну, у каждого из них свои функции. Одни учатся ходить самостоятельно, лазить и прочее, другие для общения нужны, третьи выполняют определенные функции. Мы ходили на экскурсию в дом инженеров, там показывали животных, которых учат делать химические опыты с опасными реактивами, например, или по запаху определять что угодно.
Глаза у очкарика разгорелись, видимо, рассуждать на эту тему он мог бесконечно долго. Надо как-то умерить его пыл.
— А знаком с этим иглоносцем? Чем он отличается от других?
— Я потому и заинтересовался, что он не похож на обычного домашнего зверька. То есть у него не только функциональное поведение, но и личность видна.
— Каким образом она проявляется?
— Он фиксирует проходящих мимо. Не как охранная система, а… ну, по-человечески, что ли. Сидит в кустах, прохожие его не видят. Если кто-то остановится, иглоносец наблюдает за ним. Если просто зеваки, то он прячется. А если хорошие люди, то высовывается. Мы его так и заметили. Хотели угостить, но через забор ничего не пропихнуть, там поле до неба, не перекинуть. Он вышел к нам, показал, что ценит заботу. Ну, видно это было, правда! Скажи, Грес, ну точно же?
— Да, точно! Кивал нам, глазами показывал, что мы ему понравились, — горячо подхватил Грес, тот, с зеленым хохолком.
— А преодолеть защиту никак нельзя?
— Не-а. Поле только из дома можно отключить.
— Так дома же нет. Почему оно тогда еще работает?
— Ух ты, точно ведь!
Я слишком плохо улавливаю речь здешних жителей, слишком она быстрая и отрывистая. Общее понимание того, что говорят, я все же получаю, но не теперь. Парни углубляются в обсуждение каких-то технических вопросов, рассыпая фейерверк незнакомых терминов.
— А может быть так, что управление этим полем находится в маленьком домике? — прерываю, наконец, я их диспут.
— О! Точно! Может и там!
— Или просто осталось в сгоревшем доме, — скептически поправляет приятеля очкарик.
— Вы говорили, что был запах дыма. Как он просочился, если поле все перекрывает?
— Так это же дым, а не твердый предмет!
Глаза пацанов разгораются, и они снова затевают спор, пересыпая свою речь непонятными терминами.
— Слушайте, а как прорывается через эту защиту хозяин? — снова вмешиваюсь я. — Если придет сейчас, то как войдет?
— У него есть пульт… ключ… наверное…
— А тот тип, что живет в маленьком домике?
— Тоже, наверное, есть ключ…
— Я хотел зайти, поговорить с ним, но хозяин мне не открыл. Как думаете, потому что и сам выйти не может, или потому что вредный?
— Вредный. Это точно. Насчет ключа не знаю, но гад он точно, — горячо говорит Грес.
— Сволочь, — кивает очкарик. — Мы видели, как он гонял иглоносца.
— Не хотите пройтись, посмотреть на зверя и на поведение того типа в доме? — предлагаю я.
Раньше я ходил один. И, возможно, не все успел рассмотреть. Если пацаны отвлекут внимание иглоносца, может, мне удастся рассмотреть еще что-то? Или выманить того типа из дома? Он же со мной говорил, значит, звук через защитное поле проходит не хуже, чем дым…
Пацаны воодушевились. Настоящая сыщицкая работа!
Мы завернули за угол и подошли к тому месту, где я видел иглоносца. Зверек тут же высунул мордочку из кустов. Оглядел нас, снова спрятался. Потом, видимо, понял, что нам можно доверять. Выбрался и пробежал вправо, оглядываясь на нас. Мы двинулись вдоль забора следом. Зверек вдруг притормозил, оглянулся на нас, и шмыгнул под куст…
Только вот при этом задел ветви. Нарочно задел так, чтобы они приподнялись. Под кустом кто-то лежал. Человек. Обнаженный. Иглоносец выскочил и снова спрятался, опять приподняв ветви, теперь я знал, куда смотреть, мне удалось разглядеть тело внимательнее. Видна была лишь часть спины, попа и ноги, но я решил, что это, скорее, женщина, чем мужчина. Еще дважды зверек повторил свой проход, когда очкарик воскликнул:
— Гляди, там человек! Под кустом!
— Где? — всполошился Грес.
Я сгреб пацанов, и торопливо перешел на другую сторону улицы. Здесь тоже было кафе, но уличное. За столиками сидели девушки, поглядывая на нас, но мы уселись отдельно. Склонившись поближе к мальчишкам, я тихо спросил:
