Брешь в стене, однако, вновь заполнил сильно разреженный строй дружинников с мощными составными луками — и по бегущим нукерам густо хлестнули стрелы! Половцы попробовали перекрываться щитами — но срезни орусутов нашли свои цели, прилетая и справа, и слева от перешейка, и едва ли не целиком перебив первую волну атакующих!
Однако вскоре в ответ ударили давно пристрелявшиеся к бреши пороки — ударили множеством камней, отправленных в полет и вихревыми катапультами, и манжаниками! И пусть русичи успели закрыться щитами, удерживаемыми на руках локтевыми ремнями — обрушившийся на них град раскалывает щиты, сбивает с воев шеломы, находит свои цели вне защиты, ломая кости рук и ног…
В ужасе отпрянули от бреши русичи — и вновь покатились вперед поганые! В этот раз по ним никто не стрелял, и воодушевленные половцы с радостью побежали вперед — чтобы вскоре, вопя от ужаса и боли, начать падать на окровавленный снег, лишь слегка припорошивший разбросанные у подошвы вала железные рогульки… Взвыли от боли раненые — но гонят покоренных злые команды монголов-арбанаев, заставляющих нукеров идти по телам павших на землю, добивая соратников! И никто не смеет ослушаться, прут вперед половцы… Но не слишком широк участок, где русичи разбросали рогульки — и миновав его, кипчаки уже увереннее пошли вперед! Вот уже всего три десятка шагов им сделать до невысокой насыпи, оставшейся от разбитой, сожженной стены — но не так-то просто преодолеть их по ледяному покрову вала! Приходиться втыкать в лед ножи, чтобы сделать следующий шаг, одновременно с тем выставив перед собой щит — а ну как вновь появятся в проломе лучники-орусуты?!
И они действительно вскоре появились — но срезни полетели вовсе не в поднимающихся по покрытому ледяным панцирем валу, нет! Вымоченные в сере, чтобы не потухнуть в полете, зажженные стрелы густо полетели в перешейки, во множестве застревая в тугих вязанках! Дав единственный залп, лучники тут же отступили, а место их заняли десятка три смельчаков, раскручивающих в руках пращи с горшками, полными земляного масла! Тут же полетели вниз и они, врезаясь в промерзший хворост, и дав первую пищу огню…
Большинство смельчаков осталось лежать у бреши — прежде, чем они отошли бы назад, в воев, не успевших даже закрыться щитами, ударили камни из пороков… Но свою задачу они выполнили: за спиной успевших миновать ров поганых встала быстро разрастающаяся стена пламени, не позволяющая вернуться назад или получить подкрепление. А замерших было на льду половцев, растерявших все мужество и не знающих, что им теперь делать, спустя всего несколько мгновений снесли полетевшие вниз бревна, заранее припасенные рязанцами и рачительно уложенные вдоль насыпи, оставшейся от стены…
Так для поганых начался штурм Рязани!
Глава 13
Солнце подошло к зениту, немного прогрев воздух, а трескучий мороз, при котором даже дышать больно, временно отступил. Но сражающиеся у стен Рязани мужи давно уже перестали чувствовать холод, разогретые схваткой!
Штурм через брешь, сорванный поджогом хвороста во рву, продолжился — как только утихло пламя, оставив небольшие кучки недогоревших вязанок на самом дне. Отгоняя русичей от пролома, по нему вновь ударил град камней, а штурмовые щиты, прикрывающие лучников-хабуту, передвинулись к самой кромке рва. И из-за них в защитников града полетели сотни срезней, нацеленные на бойницы в обламах… Опустились в ров десятки штурмовых лестниц, не меньшее их число приставили ко второй стенке вала — и десятки, сотни кипчаков принялись сноровисто опускаться вниз, а после полезли и наверх…
Но если у пролома рязанцы сумели выиграть хоть сколько-то времени, то на участках стен у Исадских и Ряжских ворот поджечь многочисленные перешейки из хвороста не представлялось возможным — слишком много их было! Да и ответному обстрелу сильно мешали монгольские и половецкие лучники… Лишь встав по бокам от бойниц и проломов ополченцы могут бить по ворогам — но только тем, кто уже добрался до самых стен. Выручают рязанцев и «варницы», сквозь которые льют защитники града кипяток и также бьют из луков… Летят со стен сулицы, камни, бревна — благодаря проломам в обламах бросать их вниз стало возможным. И пару раз особо длинные, увесистые чурбаны даже сломали приставленные к брешам лестницы! А те, что поменьше, сбивали когда одного, а когда и двух поганых вниз…
Но, несмотря на отчаянное сопротивление, ополченцам не удалось остановить подъем мокшан царя Пуреша на стены Рязани. Впрочем, те все одно несут потери втрое большие, чем защитники — ибо поганых, кто уже поднялся наверх, встречают разящие в упор стрелы, стремительные уколы копий, с силой брошенные в ворогов сулицы — и даже топоры! А провравшихся вперед везунчиков, умудрившихся добежать до русичей и вступить в схватку, принимают на щиты и яростно рубят секирами. В пешей схватке рязанские ополченцы нисколько не уступают мокшанам ратной выучкой, зато заметно превосходят их духом!
Да и числом — до поры, до времени…
Но хану Батыю все равно, какие потери несут мордуканы присягнувшего ему на верность Пуреша. Он по-прежнему не отрывает своего взгляда от широкого пролома в стене, где вскипела уже яростная сеча!
Чего у штурмующих хватает в избытке — так это заранее заготовленных лестниц. Их оказалось достаточно, чтобы поставить в ряд по обеим стенкам рва на участке шириной в две с половиной сотни шагов — одинаковой с шириной бреши! А после приставить необходимое число лестниц и к покрытому ледовой коркой валу — и уже по ним карабкаться наверх…
Впрочем, вставшие с внутренней стороны земляной насыпи, лучники русичей залпами бьют в ворога по команде сотенных голов, подсказывающих нужное упреждение с высоты уцелевших городней. И град русских срезней собрал обильную жатву прежде, чем поганые показались в проломе! Гонимые десятниками-монголами половцы тут же поспешили вниз — но первых нападающих лучники перестреляли в упор. После чего беспрепятственно расступились в стороны, освободив проход для ощетинившейся копьями «стены щитов» княжьей пешей дружины… И та мерно двинулась вперед, точными копейными выпадами поражая всех, кто пытается приблизиться — и выдавливая поганых из града!
Что могли бы татары противопоставить ровным рядам копейщиков, закованных в прочную броню и прикрытых ростовыми, червлеными щитами?! Да ровным счетом ничего! Даже заставь Бату-хан спешиться всю свою гвардию и брось он бронированных тургаудов в атаку пешими — монголы, не имея возможности обойти дружинников с крыльев, просто уперлись бы в их строй! И захлебнулись бы кровью в сече в проломе… И тут большее их число не сыграло бы ровным счетом никакой роли — в разрыве разбитых городней «стена щитов» рязанских гридей держалась бы крепче, чем фаланга спартанцев царя Леонида в Фермопилах!
Но Бату-хан не был безумцем, дураком или трусом, нет! Он был внуком «потрясителя Вселенной», великого Чингис-хана — и с молоком матери впитал в себя как ратное искусство, так и полководческий талант. Да, он уступал мудрейшему и хитрейшему Субэдэю в умении построить битву. Да, он давно уже оброс толстым слоем жирка, и не мог с прежней лихостью скакать на коне да рубить саблей! И все же он был и воином, и полководцем — причем разумным и способным просчитать противника, в нужный момент переломив схватку в свою пользу.
