– Бе-е-е-е-ей!!!
Евпатий неудержимо скакал вперед, круша булавой всех, кто пытался преградить ему путь. Посечен, болтается на локтевом ремне широкий и длинный червленый щит, гудит голова в шеломе, принявшем уже столько сабельных ударов! Приходится смахивать с бровей кровь, густо текущую из широкого пореза на лбу, оставленного татарским клинком… Но какую же легкость при этом испытывает Коловрат! Как же свободно он чувствует себя в бою, с каждым удачным ударом выкрикивая имена потерянных близких! Словно при этом боль, стиснувшая его сердце и заполонившая душу, понемногу убывает…
И вновь тяжелейший удар проломил монгольский щит и вмял хуяг прямо в тело закричавшего от страшной боли врага! Но такова была сила его, что не выдержало железо еще дедовской палицы, откололось навершие… Что же, пришлось Коловрату выхватить из ножен меч!
…Уже едва ли не половина обоза осадного горит, уже не менее трех тысяч монголов и китайцев лежат вперемешку с тысячей русичей на залитом кровью снегу! Но далее уже не пробиться: вся оставшаяся охрана обоза встала на дороге, перекрыв ее от края до края, и врага больше. Уже в несколько раз больше, чем его людей… И стоят монголы крепко, знают ведь, что спросит с них хан, если и дальше побегут!
Но давят покуда спешенные рязанцы татар, давят, несмотря ни на что! Подобрали ополченцы копья вражеские и щиты, взяли вместо дубин прямые и кривые клинки – есть чем сражаться! А без разгона и таранного удара, без возможности маневра – подскочить, ткнуть копьем, снова отскочить! – татарский всадник слабее русского пешца!
Евпатий приказал собираться оставшимся своим конным дружинникам да строиться подле него клином, решил, что прикажет разойтись пешцам, чтобы дали дорогу его гридям, а после протаранит он массу монгольских всадников, как есть протаранит!
Но еще не успел боярин построить своих людей, как сзади раздался рев рогов монгольских – это тургауды Батыя, ведомые самим Хостоврулом, явились на поле боя! Улыбнулся тогда Коловрат, поняв, что конец его уже близок, что уже скоро он вновь увидит своих любимых, в новой, вечной жизни, где состоится встреча в вершинах горних… Но покуда еще было рано уходить, слишком рано!
Перестроил Евпатий клин своих всадников, неспешно двинулись русичи навстречу гвардейцам монгольским… Но когда сблизились они настолько, что полетевшие в сторону гридей стрелы стали впиваться в землю у самых копыт коней, то послали всадники их в галоп в последний раз! А впереди русичей, словно ветром несомый, летел Коловрат – неспроста ведь жеребца его верного Вихрем прозвали!
Торчит в щите уже пяток стрел, но ни одна еще не ранила верного друга, закрытого наездником собственной защитой! Между тем вырвался навстречу витязю всадник с копьем, нацелив острие тому в грудь. Но Евпатий широким ударом меча отклонил древко в сторону! А после на скаку развернул клинок плашмя, лезвием к шее монгола – и уже мгновение спустя покатилась вниз отсеченная голова врага…
– За Русю!!!
И вновь широкий удар с замахом, наискосок, теперь уже по скачущему татарину справа! Тот успел закрыться щитом, но клинок прорубил его, врезался в броню, выбив всадника из седла, и самым острием распластал тому горло… Но заметно полегчал вдруг отцовский меч – только одна рукоять и осталась в руке Коловрата!
Налетел на боярина третий всадник, ударил булавой – лопнул верный щит, в последний раз защитив хозяина… Но успел выхватить Евпатий чекан из-за пояса, рубанул навстречу по руке врага в миг новой атаки! Узкое лезвие топора врезалось в броню дощатую, смяло пластины хуяга, вошло в плоть вместе с ними, заставив противника отчаянно завопить от жуткой боли…
– За Данку!!!
И вновь ударил Коловрат, прорубив шлем и заставив монгола навеки замолчать… А увидев же, как сражается слева верный Ратмир, да как обходит со спины его татарин, так метнул боярин чекан практически без замаха – и врезался тот в спину монгола, вознамерившегося убить друга подлым ударом…
Остался без оружия Евпатий! Но быстро нашелся, вырвав из притороченных к седлу ножен сраженного им тургауда настоящий булатный клинок! Лишь слегка искривленный, но так даже и лучше: сподручней будет рубить!
В неистовой сече сошлись гриди боярина с гвардейцами Батыя. Всего полторы сотни было их против тысячи, но не только выстояли, но и потеснили покуда они врага!
Дико взвыв от ярости, вырвался тогда вперед Хостоврул, желая своим примером вернуть мужество верным нукерам, доказать, что с его воинской удалью не потягается ни один орусут! Вырвался он вперед – да оказался лицом к лицу с Коловратом! Тогда лихо закричал шурин хана, пугая противника, с оттягом рубанул, желая смахнуть с плеч боярских буйную головушку! Но умело закрылся тот саблей булатною, развернув трофей плашмя, а приняв удар, коротко рубанул в ответ, приподнявшись в стременах, вложив в атаку всю оставшуюся в душе боль!
– За меня!!!
Не успел закрыться щитом опешивший Хостоврул, не ожидавший, что и у врага окажется клинок из черной стали – иная ведь не выдержала бы его удара! Но удивление стало последним чувством в жизни багатура: до самого седла разрубил его Евпатий с силой, ранее им самим же неведанной…
Подались тогда назад устрашившиеся тургауды, узрев столь скорую смерть лучшего среди них багатура, подались назад в суеверном ужасе перед страшным орусутом! И с новой силой обрушились на них русичи, заставив и вовсе показать спину!
Кипела сеча, гибли татары, гибли рязанцы… Уже нет сил у пешцев давить врага, уже меньше трети их осталось, уже сами попятились, едва сдерживая натиск воспаривших духом всадников!
Тогда Коловрат, отогнав тургаудов, вернулся к соратникам с оставшейся в живых полусотней гридей; хватило русичам сил на последний удар, вновь потеснили дружинники врага! Но расступились монголы в стороны, словно ожидая эту атаку, открыли уже изготовленные к бою пороки-стрелометы, снаряженные стальными дротиками… Ударил град их в горстку всадников, явивших сегодня беспримерное мужество!
И тогда померк свет в глазах Коловрата, придавленного погибшим Вихрем, перед самым концом успевшим встать на дыбы и закрыть хозяина от первого дротика… Но не от второго. Евпатий же, обняв верного друга за шею, последним усилием воли сумел воскресить перед внутренним взором миг, когда играл с дочками в снежки, сумел увидеть наяву их смеющиеся лица, залитые солнечным светом… И самым краешком затухающего сознания – ласковый взгляд несоизмеримо теплых очей Златы…
Потеряв вождя, сплотили ряды свои пешцы, ощетинившись копьями по кругу, – явился на поле боя уже весь тумен Батыя! Но не дрогнули рязанцы, никто не дрогнул, желая и дальше сражаться, покуда есть силы! Последовали они древней традиции русских воинов, что сохранится в веках: лучше смерть, чем полон!
Однако же сам хан остановил нукеров, уже готовых атаковать орусутов. Ибо Батый был столь восхищен их отчаянной храбростью и мужеством, столь поражен великой силой богатыря, сразившего его лучшего воина, что решил явить милосердие – возможно, в первый и в последний раз за весь поход. Уцелевшим двум сотням счастливчиков разрешили уйти, забрав с собой тело вождя, чтобы предать его земле по христианским обычаям…
