Но в тот миг, когда мы оба уже готовы были начать действовать, дверь в светелку распахнулась и перед нами предстала сильно побледневшая от гнева Ростислава, буквально обжегшая гридя яростным взглядом:
– Пусти ко мне тысяцкого голову, Еруслан, и отправляйся к моему брату! Да не забудь доложить ему, что, когда воевода Мирослав сегодня повел дружинников на вылазку, ты увязался провожать меня до терема, трус!
Ратник дернулся, как от пощечины, и, залившись краской так, что стал похож на помидор, резко рванул от дверей светлицы, крепко ударив меня плечом в плечо. С гневом развернувшись вслед стремительно двинувшемуся по коридору дружиннику, я случайно встретился глазами с Коловратом, с неприязнью и недовольством наблюдающим за разыгравшейся на его глазах безобразной сценой. Реакция боярина отрезвила меня, и я воздержался от продолжения конфликта, а просто отвернулся от Еруслана.
Чтобы всего мгновение спустя поймать взгляд Ростиславы и утонуть в теплой глубине зеленых омутов ее очей, в одно мгновение обогревших душу…
Один шаг, разделяющий нас, и дверь за моей спиной закрывается. Еще шаг – и не пытающаяся сопротивляться княжна с выражением лукавого удовольствия на лице оказывается в моих объятьях. Тепло девушки, волнующие прикосновения ее гибкого, облаченного лишь в легкое платье тела, от которых меня буквально бросает в жар, едва уловимый запах чистой кожи и чего-то сладко-терпкого, женского… И я мгновенно забываю обо всем на свете! Всего удар сердца – и мои губы накрывают ее в жадном поцелуе; я словно пью Ростиславу, слившись с ней устами воедино!
Лишь спустя пару минут я буквально на секунду оторвался от красавицы и подхватил ее на руки, сделав шаг к кровати! Но, счастливо взвизгнув, княжна с неожиданным смущением произнесла мне на самое ухо:
– Нам больше нельзя, милый мой, желанный мой, нельзя… Лунных дней уже больше месяца не было, после той ночи они уже не пришли…
Упрямо донеся девушку до кровати, я не сразу понял смысл ее слов, а когда понял, бережно, словно хрупкую вазу, опустил ее на ложе.
– Ты… Непраздна?
Очень нежно взъерошив волосы на моей голове, Ростислава с потаенным счастьем ответила:
– Да! Я чувствую… Да, у нас будет ребенок!
На краткое мгновение я теряюсь и, возможно, даже пугаюсь неожиданного признания. Но то, что могло стать серьезной проблемой в моем времени (нередко решаемой абортами – фактически убийством детей в материнском чреве!), на фоне ужасающей войны и грозящего русичам истребления кажется уже не проблемой… Скорее благословением. Ибо после первого короткого испуга я вдруг ощущаю теплое спокойствие – ведь если и найду я теперь свою погибель, то и после останется здесь какая-то часть меня…
Но тут же страх возрастает многократно – страх за Ростиславу! Раньше я ведь просто боялся за красавицу-княжну и был готов поставить свою жизнь на кон, чтобы защитить ее. А теперь вот осознал, что защищаю уже не только свою женщину, но и своего ребенка! И от понимания этого у меня аж мороз по коже пошел…
Видимо, что-то изменилось в моем лице – изменилось настолько разительно, что девушка это заметила. Обеспокоенно, подозрительно нахмурившись, на секунду став очень похожей на старшего брата, она спросила прямо и строго:
– Ты не рад?
Усмехнувшись, я тихо выдохнул ей в самые губы:
– Рад… Только теперь за тебя стало еще страшнее…
Ростислава поняла, кивнула, тепло улыбнулась в ответ – правда, во взгляде ее просквозила легкая горечь… Но сомнений в голосе княжны я не услышал:
– Но ты же такой сильный, умный, смелый… Я точно знаю – ты нас защитишь…
Руки красавицы мягко обвили мою шею, потянули к себе – и я тут же подался навстречу, прильнув поцелуем к ее манящим губам… Но сердце при словах Славы очень больно сжалось, и чувство, что оно застыло в тисках, уже не отпустило. Любимая ведь так крепко верит в меня! Но верю ли я в себя так же крепко? В то, что мы сумеем отстоять Пронск при штурме десятикратно превосходящим врагом?!
В том-то и дело, что до настоящего мгновения я думал об этом, но не пропускал сквозь себя. События последних дней, череда засад, схваток, марш-бросков вымотали, опустошили едва ли не до донышка. Я уже столько раз рисковал собой, столько раз мог погибнуть – хоть бы и сегодня! – что привык к этому и воспринимал относительно спокойно. Погибну – и погибну, в каждой схватке вои принимают смерть. Все, что смог, все, что от меня зависело, сделал по максимуму – по крайней мере, так казалось до настоящего момента…
У меня ведь с начала боев не оставалось даже сил и времени задумываться, что именно со мной произошло, почему и отчего я оказался здесь! Да и желания на самом деле тоже не было… На марше голова пустая от усталости или забита планом очередного боя. Перед сном, когда я буквально проваливаюсь в забытье, едва коснувшись головой котомки, тоже не особо думалось…
Да и не стоит для меня вопрос, почему я безропотно впрягся во все происходящее, почему столь быстро погрузился в события, без особых рефлексий… Просто потому, что не смог иначе. С детства ведь любил историю своего края, своей Родины, своей земли… И сколько раз фантазировал, как бы поступил на месте тех, кто столетия подряд клал свои жизни на алтарь Победы, погибал, пытаясь если не выиграть, то хотя бы остановить, задержать врага…
Мой родной Елец девятнадцать раз погибал в схватках с татарами, самая известная из них – битва ельчан с гулямами Тимура-Тамерлана, десять дней штурмовавшего город, а после захвата и уничтожения его ушедшего в степь. На Москву Железный Хромец, громивший всех, кто пытался ему противостоять, так и не пошел, что объяснили чудом явления Пресвятой Богородицы (позже даже написали ее икону, так и называемую Елецкой)… Отличился Елец и в Великую Отечественную – именно с Елецкой наступательной операции началось контрнаступление под Москвой; о боях за город даже книгу художественную написали! Называется «На последнем рубеже»; прочитал, кстати, с удовольствием, подивившись исключительно хвалебным отзывам о ней. А позже узнал, что автор, мой земляк, и вовсе опубликовал ее бесплатно на одном из сайтов, лишь бы ельчане почитали….
Однако не туда я ушел мыслями… Я столько прочел о подвигах защитников Ельца, Руси, России, что позже и сам мечтал стать одним из них, стать офицером. Увы, проблемы со зрением помешали поступлению в военное училище, и попал я на истфак со своей любовью к истории, а позже увлекся реконструкцией… И вот мне выпал шанс, один на миллиард шанс изменить ход истории, воспрепятствовать вторжению Батыя на Русь! Шанс остановить геноцид, отбросивший ее в развитии на столетие назад и навеки расколовший Русь на восточную, чьим центром до вторжения был Владимир (а позже стала Москва), и западную. Западную, на время сплотившуюся под рукой Даниила Галицкого, искавшего помощи у европейских королей и пап да преданного ими и так и не решившегося дать татарам последний бой за свободу…
Вскоре после его смерти княжества западной Руси одно за другим поглотила Литва, она даже Ельцом владела, правда недолго. Урвала свой кусок от Руси и Польша… И с тех самых пор наши братья по крови и вере стали отдаляться от нас – чем ближе к западу, тем сильнее. А потом уж была и церковная уния, породившая греко-католическую церковь, и многочисленные войны с Литвой, а после и с Речью Посполитой… И хотя уже Российская империя, казалось бы, сумела собрать воедино практически все земли Древней Руси, воссоединения некогда единого народа уже не случилось. По крайней мере, воссоединения по содержанию, не на бумаге…
