Половцы же из охранения скота, коих было чуть менее тысячи, в большинстве своем уже верховых и готовых к бою, поспешили за дружинниками, довольно быстро настигая их. За потерю животных с них бы спросили сурово…
Все чаще свистели их срезни совсем рядом с русичами, раня порой незащищенные крупы их лошадей да задние копыта… Впрочем, старались степняки достать именно гридей, но те специально повесили щиты за спины, надежно защитившись от стрел. А не менее трех дюжин дружинников еще и отвечали ворогу из крепких составных луков, разворачиваясь к противнику в седле!
И все же не менее десятка воев погибло, ибо как только падал конь, подгребая собой всадника, того ждала уже неминуемая смерть под копытами половецких жеребцов да разящими сверху саблями… Такова была цена рывка до реки, по льду которой русичи погнали перед собой вражеский табун – ровно до места, где оба берега Прони закрыл лес. Скакать пришлось недолго, сотни четыре шагов, не больше… Два десятка замыкающих отряд дружинников еще и специально замедлились, закрыв от глаз кипчаков оставшихся воев, проскакавших чуть вперед, а после замерших на месте, перестраиваясь клином. За эту обманку гриди заплатили жизнями еще семерых соратников…
Но когда они уже едва ли не поравнялись с острием клина, то дружно разошлись в стороны, и ведомые Захаром Глебовичем ратники с места бросили своих жеребцов в тяжелый галоп! Клин бронированных дружинников, склонив рогатины, неотвратимо устремился навстречу ворогу, уже неспособному ни податься назад (в колонну вытянулись поганые, и задние ряды напирали на передние!), ни разойтись в стороны (лес по обоим берегам!). Загнал тысяцкий ворога в ловушку и было ему все равно, что нехристей раз в десять больше!
Ибо в лобовой схватке грудь на грудь, когда легкому кочевнику, не имеющему никакой брони, некуда деться и невозможно обойти своего противника, он тяжелому русскому витязю не соперник!
Одним только первым, таранным ударом гриди отправили в ад не менее сотни поганых, прошибая насквозь рогатинами порой даже не одного, а двух ворогов разом, да стаптывая павших на прочный лед копытами тяжелых, мощных жеребцов! А когда завяз клин русичей в густой толпе половцев, для последних началось беспощадное избиение – редко когда легкая, верткая степняцкая сабля доставала русича, разрубив кольчугу! Да и простых кольчуг у гридей немного, все больше дощатая иль чешуйчатая броня поверх ее! А вот мечи, топоры, булавы да сабли ратников, дорвавшихся до кипчаков и яростно их рубящих, легко разили нукеров, защищенных только легкими степняцкими щитами, порой плетеными! Гулко трещало дерево да хрустела людская плоть под напором русичей, вымещающих в сече всю боль от потерь соратников и гнев к заклятому ворогу! Ворогу, предавшему на Калке да вновь пришедшему на Русь убивать, насиловать и грабить!
…К тому моменту, когда четыре сотни уцелевших половцев развернули лошадей да охваченные суеверным ужасом бежали от забрызганных кровью с ног до головы гридей, под рукой тяжело дышавшего тысяцкого осталось четыре десятка ратников в безжалостно посеченной броне. Ему и самому крепко досталось, но ликование победы наполнило душу Захара Глебовича: пять сотен поганых осталось на льду Прони! А русичи выстояли, сдюжили!
Разве не о таких битвах слагают былины?!
Вскоре, впрочем, опустошающая усталость вытеснила восторг, не пуская, правда, в душу воеводы и острую боль о потере соратников… А в эти же мгновения Кадан, гневно разоряясь на трусов, промедливших в нерешительности и не вступивших вовремя в бой, вел две тысячи кипчаков к внешнему рву Пронска, отрезая дружине орусутов путь к отступлению.
Посланные на помощь сторожам выпасов кипчаки лишь разобрали лошадей, оседлали их да изготовились к схватке, но на помощь сражающимся у шатра темника тургаудам не пришли! Впрочем, рывок орусутов к сердцу лагеря был действительно стремителен, а времени, чтобы изготовить к сече конные сотни половцев, джагунам и кюганам потребовалось немало, да и ведь у них самих был приказ чингизида, переданный туаджи! Приказ, за ослушание которого можно было лишиться головы!
Однако же ныне в ярости скрипящий зубами темник был уверен: всех орусутов, посмевших в великой дерзости своей напасть на его лагерь, ждет смерть! А после верные нукеры без труда ворвутся в уже беззащитный град и возьмут свою добычу по праву, взяв кровью за кровь! И тогда живые позавидуют мертвым…
Правда, у Кадана осталось едва ли полтумена… Но три тысячи хорезмийцев и тюрков уже связали боем атаковавших ставку чингизида орусутов, теснят их пешцев! Гулямов ведь числом практически в полтора раза больше дерзких наглецов, посмевших бросить вызов великим покорителям вселенной!
А уж удар свежих сил половцев однозначно переломит ход битвы…
С этими мыслями темник, изначально рассчитывающий лишь преградить путь отступающим в крепость, решил бросить кипчаков в атаку. Но едва он открыл рот, чтобы отдать властный приказ, как за спиной его вдруг раздался оглушительный рев боевого рога орусутов! В изумлении обернувшись, чингизид с легким страхом, охватившим его душу, увидел, как открываются ворота крепости и из них вырываются на простор свежие всадники врага в сверкающей в первых лучах солнца броне!
Всего несколько секунд колебался Кадан, а после яростно воскликнул:
– Вперед, нукеры, пролейте их кровь! Разбейте и заставьте отступить, ворвитесь в город на плечах бегущих! Их не может быть много! Хурраааг!!!
Мгновение спустя в ответ темнику раздался дружный и воодушевленный рев тысяч глоток:
– Ху-р-р-ра-а-а-а-г!!!
Ибо разглядели половцы, что за спиной сотни бронированных гридей из ворот Пронска выбегают уже плохо вооруженные и слабо защищенные ополченцы…
Глава 11
Ростислава с самого начала считала, что оставлять в Пронске довольно крупный отряд ополченцев и целую сотню гридей было неразумно. Разве сумеют они защитить град, коли дружины отца и брата сгинут в сече?! Не лучше ли им вступить в схватку всем вместе, оттянув на себя часть сил поганых?! Но понятное дело, что мысли свои княжна держала при себе – попробуй, поспорь с отцом, успевшим за свою жизнь повоевать и с половцами, и с булгарами! Хорошо хоть, если только на смех поднимет!
Когда только начался бой и могучая рать Пронска атаковала мокшу, сметя ее буквально на ходу, даже не задержавшись, когда запылали пороки, а русичи устремились к ставке темника, неотрывно следящей за ходом битвы Ростиславе казалось, что победа уже близка! Но в постепенно рассеивающихся сумерках перед ее глазами предстала картина ожесточенной, упорной схватки у шатра темника. А после она ясно разглядела и тысячи кипчаков, угрожающих отцовской дружине ударом с тыла…
Тревожно забилось сердце любящей дочери, сестры и… Еще не жены, но уже и не девы, из случайно подслушанного разговора отца и воеводы Мирослава узнавшей, что ее возлюбленный жив, что сумел он задержать ворога на льду реки, а теперь пришел на выручку осажденному Пронску! И ей самой… И вот над всеми ее любимыми мужчинами нависла смертельная опасность!
