– Знаете что! – выпалила Светик, уже держась за ручку двери. – Скажите своей тринадцатилетней, чтобы отстала от нас. Мне совершенно не нравятся ее экскурсии. И мы уже все домой хотим! Завтра. Домой!
– Дочка это моя, Вера, – поник дядя Лёка. – Умерла. В озере утонула. Ну, как на такую ругаться? Давно это было. В семидесятые еще. Как она умерла, на острове словно что-то надломилось. Люди стали уезжать. Целыми семьями. Забирать дома и переселяться в новые места. Наверное, в новых местах лучше.
Светик от ярости скрежетнула зубами, толкнула дверь.
Сейчас по ступенькам вниз, дверь на улицу – и бежать отсюда. Карельское утро разгоралось, все было хорошо видно. До переправы, а там… как получится! Есть лодка. Она на ней. Справится и одна.
На нижней ступеньке стояла девочка. Пронзала взглядом. Что-то она такое делала с волосами. То ли закалывала, то ли распускала. Руку протянула к полке над входом.
«А ты веселая! Это хорошо!» – взорвалось в голове Светика.
Нога сама собой подогнулась, и Светик рухнула. Пересчитала спиной и ребрами все ступеньки. От боли зажмурилась.
«Вы мне все очень понравились!»
Девочка. Улыбается. От этой улыбки мороз пробежал по коже.
Светик закрыла глаза.
И наступила темнота.
– Ты чего здесь спишь?
В первую секунду Светик ничего не поняла. Да, она спит. Только почему-то ей очень неудобно. Что-то врезалось в спину, под странным углом вывернута нога, в голове засела тупая боль.
– Чего смотришь? Вставай!
Над ней стоял Глеб. В распахнутую дверь тянуло утренней сыростью.
Светик пыталась соединить свое четкое убеждение, что лежит она в кровати, что ей приснился плохой сон про Белую Женщину, про девочку и то, что происходило на самом деле – она полусидела на нижней ступеньке лестницы на улицу, подвернутая нога затекла. На затылке пульсировал шишак.
– Ой, Глеб. – От испуга Светик захлебывалась словами. – Я тут упала немного. И еще девочка… Ее Вера зовут.
Вспомнила! Все очень хорошо вспомнила.
Нет, она не спит ни в какой кровати! Она до кровати не дошла. Осталась на ступеньках. Поговорила с дядей Лёкой, пошла на улицу… Увидела девочку. Упала. И видимо, ненадолго потеряла сознание. Или даже уснула.
– Ой, – бормотала Светик, подтягивая под себя ноги.
– Ну что у вас тут? – Наверху показался дядя Лёка. – Ага, Глеб, заходи!
– Сейчас!
Глеб мгновенно переместился, закрывая лежащую Светика.
– Давайте, давайте вдвоем заходите, – потребовал дядя Лёка.
– Что? – Глеб присел на корточки над сестрой.
– Ой! – Светик коснулась головы. Слова рассыпались, мысли путались. – Посмотри вон там, – показала она на полочку над входом. – Тут была девочка. Дядя Лёка говорит, что она хорошая, что это его дочь Вера, что она утонула. А она меня с лестницы столкнула. И еще сказала, что мы ей понравились.
Высокому Глебу даже не пришлось тянуться. Он поднял руку, провел пальцами по полочке.
Светик замерла.
Глеб задержал руку. Пальцы что-то взяли.
Это была заколка. Очень старая. Светик такие и не видела никогда. Потертый пластмассовый корпус, железный каркас со слабой пружиной. Механизм немного скрипел.
Глеб несколько раз перекинул туда-сюда защелку, родив в Светике нехорошие мурашки.
– Положи обратно.
Брат усмехнулся:
– Положу, но не сюда, – он сунул заколку в карман. – Вы что здесь делаете?
– Нас дождем смыло, а потом эти призраки как полезли… а мелкий все нудел, то есть хочет, то промок…
К рассказу сестры Глеб оказался равнодушен.
– Аня вернулась?
– Нет! Я думала, ты за ней пошел. Потом решила, что ты сбежал. Где ты был?
Глеб опять пощелкал заколкой, теперь уже держа ее в кармане.
– Гулял. – Глеб зевнул. – Спать охота. Может, пойдем?
– А заколка? – Светика удивляло спокойствие брата. – Анка еще не нашлась!
– Чего ты дергаешься? – Глеб опять зевнул. Его лицо разом стало сонным. – Куда она отсюда денется? Это же остров! Мы на подводной лодке в момент погружения.
– А если и ей медведь встретился?
– Медведь – это аттракцион специально для нас был. Ей что-нибудь другое подсунули. «Солнышко». Или «Сталкивающиеся автомобили». – Глеб потянулся. – Мне здесь даже нравится. Весело. Каждую ночь движуха!
– Я домой хочу, – упрямо поджала губы Светик. – Не хочу оставаться!
– А что дома? Спи ночью, читай книги днем? Пошли.
Глеб протянул руку.
Первым желанием Светика было, конечно, на брата наорать. Потому что неправильно он все делал. И ничего ей не объяснял.
Предложенной помощью не воспользовалась, встала сама. Поднялась по ступенькам, прошла в комнату.
Кроватей у дяди Лёки оказалось много – все разместились.
Глеб забрался на печную лежанку и мгновенно заснул. Светик ворочалась. Мысль о том, что заколка сейчас находится с ней в одной комнате, не давала покоя. Она даже встала, проверила карман куртки Глеба. Ничего там не было.
Светик с ненавистью глянула на вредного брата и вновь упала на кровать.
Казалось, только закрыла глаза, как ее разбудил возмущенный вопль Костика.
На него рухнула картина.
Висела в простенке между дверью и углом. Прямо над головой. Девочка тащит мальчика на спине. Небо темное, вот-вот начнется гроза. От этой грозы дети и бегут. В деревне дело происходит, давно, веке в девятнадцатом. На девочке длинное платье и платок. К животу привязана тряпка, полная грибов. Поле они уже пробежали. Сейчас переходили по узким деревянным мосткам через ручей. Можно сказать, спаслись.
Картину Светик рассматривала с особенным удовольствием. Для начала – жизненно. Гроза, испуг, паника. Потом – упала на самую подходящую голову. Рамка, конечно, легкая, да и сама картина – тонкая бумага, местами покореженная от времени. Но если спросонья тебя такой накроет, мало не покажется.
Костику не показалось. Он рыдал. Грозил кулаком Светику, картине, кроватям и немного окну. Рядом сидела Анка и привычно успокаивала его.
– Ну, Котик, ну что ты? Ну не плачь! Ничего страшного не произошло. Она легкая. Совсем ничего не весит. – При этом Анка подняла картину и попыталась еще раз опустить ее на брата. Получила за это кулаком по колену и отказалась от этой затеи. – Не плачь, – пустила она в ход последний аргумент. – Я тебе земляники собрала.
Только сейчас до Светика дошло, что ее так смущает в сегодняшнем пробуждении. Не то, что проснулась не в палатке, не то, что Костик орет. А сама Анка.
