– Ну, может, повезёт. Может быть, встретимся на празднике.
Но их здесь уже не будет. Праздник ещё не скоро. К тому времени они уедут.
Эверетт взял маму за руку и провёл большим пальцем по её ладони.
«Это чудовище!» – кричал внутренний голос Гленнона. Почему он никак не может защитить маму? Разве что… пока Гленнон просто стоял и пытался понять, что происходит, но не мог никак уловить, что же не так. Для любого прохожего сцена выглядела обыкновенно: четверо стоят на тротуаре и мило болтают. Двое пожимают руки на прощание.
Гленнон встретился взглядом с Эвереттом. Время словно остановилось и потянулось бесконечно. Всё внутри Гленнона замерло. Он чувствовал себя как жертва, которую преследуют, и она должна замереть, чтобы её не съели; как мышь, спасающаяся от совы, или человек, убегающий от чудовища.
Эверетт отпустил мамину руку. Он с поклоном простился с ней, подхватил под локоть Гибралтара и направился в противоположную сторону.
– Не нравится он мне, – заметил Гленнон, глядя, как мужчины удаляются.
– Нехорошо так говорить, – ответила мама.
Они направились вслед за Эвереттом и Гибралтаром, но гораздо медленнее, в направлении пирса, выдававшегося в бухту.
На конце был маленький белый домик с ярким фонарём наверху. Это был маяк, хотя гораздо меньше, чем Грейвинг.
Подходя к пирсу, Гленнон бросил последний взгляд на Эверетта. Тот всё ещё шёл рядом с Гибралтаром. Мужчины направлялись к небольшому зданию с куполом на краю порта. Ли нравилось это здание, оно казалось сделанным из чёрного мрамора, но на самом деле было из тёмного стекла, чтобы тем, кто работал внутри, хватало света. Это была единственная стеклянная поверхность на острове, которая не обмерзала, кроме окон на самом верху маяков. Зимы на острове Филиппо были очень морозные.
В стекле Гленнон увидел шатающееся отражение Гибралтара, который шёл по порту вдоль бухты.
Кроме Гибралтара в окнах отражались белые облака, большой корабль, входивший в порт, чайки над водой и полосы рассеивающегося тумана. Туман клубился рядом с Гибралтаром там, где находился Эверетт. Но отражения Эверетта в окнах не было, виднелся только туман, наполненный опасностью. Налетел ветер, и туман рассеялся полностью – в стеклянном здании отражался только Гибралтар!
В сознании Гленнона кошмар пытался как-то увязаться с реальностью. Он снова взглянул на Гибралтара и Эверетта. Эверетт был на прежнем месте, но в зеркале его не было!
Эверетт внезапно остановился и медленно повернул голову. Заметив Гленнона, он поднял руку и помахал, шевеля пальцами, как будто играл на пианино, а не прощался. Всё это происходило у Гленнона на глазах, но не в зеркальном стекле позади него.
«…привидение?» – Гленнон был в ужасе.
– Три дня, – прошептал он. Надо продержаться три дня на острове.
9
– Паром не ходит, – сказала мама за спиной Гленнона.
– Что? – подскочил он.
– Я хотела купить билеты, но мне сказали, что парома не будет. Там что-то случилось с двигателем, и его отбуксировали в Дулут на ремонт. Так что некоторое время его не будет.
– Но… как же мы уедем? Мы же должны были уехать через три дня!
– Не знаю, Гленнон.
– Может быть, на чём-нибудь другом?
– Только на пароме можно увезти машину.
– Так как же?
– Ты хочешь, чтобы бабушкина машина осталась здесь?
Всё внутри Гленнона кричало: «Да!»
Всё что угодно, чтобы убраться с острова подальше от Эверетта и приближающегося праздника, что бы он с собой ни принёс.
Гленнон с содроганием вспомнил слова Гибралтара: «Ты придумал, как выбраться с острова? Надо бежать отсюда!»
Мама отвела взгляд от Гленнона, склонила голову набок и запела, хотя никогда не пела так, когда её кто-нибудь мог услышать:
– Сегодня вечером, когда огни погаснут,
придёт погибший «Эдмунд Фитцджеральд»
[6].
Мама повернулась к бухте и увидела, корабль, входивший в гавань. Это был большой сухогруз. С него доносилась музыка, раздававшаяся по всему порту.
– Это песня Гордона Лайтфута про «Эдмунда Фитцджеральда», который затонул в середине 70-х. Помню, я об этом много читала, – она ещё немного промурлыкала песню. – Как тебе кажется, не странно ли снова называть корабль «Эдмунд Фитцджеральд», если один с таким именем уже затонул?
Мама указала на сухогруз, на борту которого читалось «Эдмунд Фитцджеральд».
Корабль разворачивался в бухте, и на мгновение его облик исказился так же, как прежде Эверетт: будто бело-коричневый бегемот покрылся зелёным мхом, а по бортам виднелись потёки ржавчины. Глубокая трещина появилась посередине корпуса, почти как на «Анабет». Но едва Гленнон осознал, что он видит, – картинка исчезла. Снова перед ним обыкновенный исправный сухогруз.
Мама продолжала напевать:
– Мертвецов не пущу.
И на дно опущу в ноябре,
Ведь я озеро Верхнее.
Гленнон направился по пирсу к сестре. Мама медленно шла позади.
– Куда бежишь? – вдруг спросил кто-то справа.
Гленнон резко остановился. Внизу у пирса проходила бетонная дорожка, очень низко, словно ступенька к самой воде. Там стояли несколько рыболовов, и среди них – Кит.
У Гленнона заныл висок. Он же только что видел Кита там, на другом краю острова!
– Как ты сюда попал? Ты же только что был у Грейвинга!
– И ты там был, – отвечал Кит, хмурясь.
– Меня мама на машине довезла. А у тебя машины нет.
– Но у Таунсенд есть лодка. – В отдалении прошла маленькая моторка.
– Ох, – Гленнон не думал, что Кит и Таунсенд дружат. – Поймал что-нибудь? – спросил он из вежливости.
– Нет ещё. На самом деле я не мастер в рыбалке. Похоже, мне придётся задержаться на острове, и я решил попробовать.
– Ты тоже собирался уезжать на пароме?
– Что?
– На пароме. Мама узнала, что паром отправили в Дулут на ремонт. Нам придётся искать другой способ уехать с острова. – Кита, наверное, где-нибудь на берегах Верхнего ждали родные.
– Да… паром, – в глазах Кита появилась печаль, Гленнону тоже стало грустно.
– Прости, – Гленнон отошёл, направляясь к Ли. Ему стало жаль Кита – его родные могли бы нанять рыбака, чтобы он привёз их на остров.
– Ты сегодня снова останешься ночевать у дяди?
– А можно? – в голосе Кита появилась надежда. – Не знаю, куда мне ещё податься.
