Во всяком случае, какое-то время.
У нее были мимолетные связи, меняющиеся приятели, которые возникали и столь же быстро исчезали: она же мало времени проводила на одном месте.
Зато вот Ванька все время сопровождал ее. Отпустив бородку и заматерев, он превратился в эдакое подобие то ли Джеймса Бонда, то ли Индианы Джонса.
Ну да, именно что Джонса: она ведь для всех тоже была – Анжела Джонс.
То есть Иванова.
Зачастую они были вместе дни, а то и месяцы напролет, спали в одной палатке, тряслись в одном джипе и сидели в зарослях, карауля орангутанга или тигра, плечом к плечу.
Ну, приходилось в кое-каких южноамериканских отелях, куда их забрасывали путешествия, спать не только в одном номере, но и в одной кровати: безо всякого напряга и без малейшего стеснения.
Но и без секса, конечно же.
Однако Анжела чувствовала, что в ней нарастает чувство к Ваньке, который был всегда рядом, на которого она могла положиться и который не раз, не два и даже не три уберег ее от больших неприятностей.
А один раз даже спас.
Дело было в Центральной Африке, в душном отеле где-то в глуши, даже на карте толком не нанесенной: охота за гигантскими квакшами, считавшимися давно вымершими, но якобы снова там появившимися, привела их туда.
Квакш они в итоге так и не нашли, зато очутились в этом заброшенном местечке, где, однако, имелся если не отель, то своего рода пансион.
Занятно, что в этот раз Анжела не выделялась среди местного населения, а если кто и бросался в глаза, так это хоть и загоревший, однако все еще белолицый Ванька.
Посреди душной ночи (пришлось даже распахнуть окно, ибо нормально дышать иначе было невозможно) раздался грубый стук в дверь. Кто-то на местном варианте английского произнес:
– Администрация отеля, открывайте!
Вскочившим с кровати Анжеле и Ваньке стало понятно: это кто угодно, только не администрация отеля.
Оружия они с собой не возили, так как однажды, в другой стране и по другому поводу, едва не поплатились свободой и, не исключено, жизнями за то, что у них был с собой старый револьвер.
Который в данный момент очень бы им пригодился: именно чтобы не поплатиться и сейчас свободой и, вероятно, своими жизнями.
Стук продолжался, дверь уже дрожала – и тут, к своему ужасу, Анжела заметила большую оливково-крапчатую змею, которая перетекала через раскрытое окно снаружи к ним в комнату.
Кажется, это была одна из самых ядовитых, одна из тех, о которых их предупреждали во время поездки сюда.
Именно она и любила питаться этими самыми гигантскими квакшами, на след которых они так и не напали.
Наверное, вот такая гладкая мадам, длиной никак не меньше метра, всех слопала.
Мгновенно забыв об опасности за дверью, Анжела указала пальцем на змею, которая уже грациозно перебралась с подоконника на пол.
Заметив незваную гостью, Ванька не растерялся, схватил стоявший в углу сачок, привезенный ими и предназначавшийся вообще-то для ловли квакш (также ядовитых), и, уверенно орудуя им, подцепил змею.
Та, рассерженно шипя, головой запуталась в сетке, обвившись своим гладким крапчатым телом вокруг рукоятки сачка.
– А теперь открой мне, пожалуйста, дверь! – попросил спокойным голосом Ванька, и Анжела выполнила его просьбу, рванув в коридор.
Она распахнула дверь и узрела стоящих на пороге грозного вида субъектов в военной униформе с оружием наперевес.
На менеджеров отеля они явно не походили, скорее на местных гангстеров, которые решили проведать ночью невесть как забредших сюда иностранцев.
– Какая крошка! – заявил один из них, имея в виду Анжелу (она, с учетом времени суток и духоты, была одета только в трусики и бюстгальтер).
– Действительно, вот какая! – заявил Ванька и сунул прямо в лицо этому воинственному типу грозно шипящую и наконец-то выпутавшуюся из сетки и распахнувшую свою пасть с колеблющимся раздвоенным языком змею.
Раздался дикий вопль – змея, как молния, бросилась на ценителя красоты Анжелы и приземлилась у него на груди. Мельтеша руками, как лопастями мельницы, он попытался сорвать пресмыкающееся, шипящее, как неисправный патефон, однако был ею, судя по протяжному вою, укушен.
Наконец ему удалось отбросить змею, которая оказалась на шее его соратника по оружию и ночным ограблениям.
Анжела немедленно захлопнула дверь, а пока из коридора слышались вопли, проклятия, а потом даже и выстрелы, сопровождаемые новыми, еще более интенсивными, воплями и стонами (кто-то явно решил пристрелить змею, но в итоге, кажется, попал в товарища), Ванька крикнул:
– Уходим!
– Но как?
В самом деле, коридор был блокирован новоявленной группой Лаокоона.
– Через окно!
Анжела уставилась на то самое окно, из которого приползла змея.
– А что, если там еще одна или даже две?
Впрочем, времени на раздумья не было – может, в ночи их и поджидала одна из самых ядовитых змей Африки, но в коридоре-то палили те, кто был в данный момент намного опаснее любого пресмыкающегося.
Прихватив сумку с самой ценной аппаратурой, Ванька залез на подоконник, а оттуда выбрался на крышу. И протянул Анжеле руку.
– Доверься мне!
И она доверилась.
На крыше они, слава богу, с новыми змеями не столкнулись, а перебрались оттуда на крышу близлежащего дома, откуда по балконам спустились вниз.
Около отеля царил переполох, слышались крики и выстрелы.
Внезапно около них возникли несколько человек, один из которых произнес:
– Думаю, вам все же следует задержаться!
Их проводили в местный полицейский участок, где заперли в обезьянник – самый настоящий, потому что в этой камере в самом деле время от времени содержались обезьяны, являвшиеся из леса и безобразничавшие в поселке.
Сидя за решеткой на голом бетонном полу, Анжела и Ванька рассуждали о том, как их убьют: пристрелят или растерзают.
– Лишь бы змею сюда не сунули! – пришли они к выводу.
Наконец (долгое ожидание и стресс дали о себе знать, и они в итоге даже прикорнули), когда уже начало рассветать, около обезьянника возникла делегация.
Дверь с невыносимым скрипом пошла в сторону, и Анжела, всматриваясь в сумрачные лица местных жителей, возглавляемых шефом полиции, поняла: ничего хорошего ждать не стоит.
– Выходите! – произнес шеф, и Анжеле от его тона стало страшно. – Выходите!
Сопротивляться было бессмысленно, и они покинули обезьянник. И вдруг раздались аплодисменты – они предназначались им.
