Но теперь все улики были ею же уничтожены, и она стала подельницей покойного Стивена. Все его помнили, чтили, о нем искренне горевали – и она была единственной, кто знал правду.
Знала – и молчала.
Новым направлением ее творчества стали флора и фауна, дикая природа, погодные феномены, геологические раритеты и чудеса архитектуры и техники.
Люди постепенно исчезали из ее работ, и Анжела понимала: с животными, растениями, тайфунами, вулканами, заброшенными монастырями и старыми шахтами ей намного спокойнее.
От них не исходила такая опасность, как от представителей рода человеческого.
Спустя несколько месяцев после смерти Стивена сразу несколько ее работ удостоились первого места как «Фотография года» по версии журнала «Дискавери» в разных категориях.
А в одной сразу первого и третьего.
На следующий же год в одной из категорий она заняла все три призовых места.
После этого ей позвонил издатель «Дискавери»: в отличие от подавляющего большинства медиа, журнал принадлежал не крупному инвестору или гигантскому межнациональному конгломерату, а на сорок процентов некогда могущественному в газетном бизнесе, а теперь давно утратившему свое влияние и в особенности капиталы благородному семейству, на треть – сотрудникам и на треть – подписчикам и мелким акционерам.
Издатель, праправнук человека, основавшего «Дискавери» во второй половине девятнадцатого века, долго хвалил ее работы, а потом сделал предложение:
– Нам прекрасно понятно, что ваши работы дорого стоят, однако мы предлагаем вам поработать на нас в качестве штатного корреспондента!
Она была согласна и на внештатного!
И свои лучшие фотографии Анжела сделала именно в этом качестве, получив заветное и столь престижное удостоверение фотографа «Дискавери».
Такое же было раньше и у Стивена МакКроя – нет, не ее мертвого и насквозь преступного мужа, а у его легендарного отца.
Анжела вместе с Ванькой исколесила весь мир, побывав на всех континентах, даже в Антарктиде, где ей удалась серия снимков из жизни императорских пингвинов.
Были они и в тропиках, и в пустыне, и северных лесах, и в южных болотах.
Анжела не уставала поражаться красоте этого мира – и тому, как человек планомерно и жестко уничтожает его.
Может, без людей этот мир был бы лучше?
Во всяком случае, без людей определенного пошиба и с определенными криминальными задачами: такими, например, как ее покойный супруг.
К концу второго года их более чем плодотворной работы (количество подписчиков «Дискавери» после того, как в нем начали регулярно публиковаться работы Анжелы, возросло больше чем наполовину), издатель пригласил ее на ланч, к завершению которого признался:
– Сотрудничество с вами для нас – подлинная удача! Но…
Он замялся.
– Хоть наши доходы благодаря вам и пошли вверх, мы не в состоянии постоянно оплачивать ваши услуги. Банковские проценты рванули вверх, а нам надо как-то выплачивать старые кредиты! Это моя вечная головная боль!
Анжела сделала глоток минеральной воды. А что, если сказать издателю, что она готова работать на «Дискавери» бесплатно?
Вряд ли поверит, а ведь это было так: благодаря своим редким, эксклюзивным, но столь высокооплачиваемым гламурным работам она могла вести независимый образ жизни.
И без особняка в Лос-Анджелесе, без ранчо в Неваде и без квартиры в нью-йоркском небоскребе на шестьдесят седьмом этаже.
Это были заказы для того, чтобы имелось на что жить, и отрабатывала она их с полной отдачей, но без душевного трепета.
А вот работа на «Дискавери» и была тем, чем она жила – да, это и стало ее жизнью, и представить себе существование без этого в будущем Анжела уже никак не могла.
– Думаю, мы с вами договоримся о новых условиях.
Нет, она была уверена.
Издатель назвал сумму. Конечно, негусто, она за одну гламурную работу может получить столько же, сколько в «Дискавери» за год.
– Вижу, что вас это не устраивает, – вздохнул издатель, который, как прекрасно понимала Анжела, при всей своей увлеченности все же был отпрыском длинной вереницы капиталистов и дельцов.
Она ведь навела ради собственного интереса справки: дела в «Дискавери» шли не так плохо, как это старался ей представить собеседник.
Особой прибыли журнал не приносил, но и убытков, в отличие от предыдущих лет, уже не было. После того как там начали публиковаться ее работы, подтянулись новые крупные рекламодатели, и «Дискавери» уже нашел свою нишу в интернете.
– Предлагаю вам вот что, – заметила Анжела. – Я приму ваше более чем щедрое финансовое предложение…
Это был сарказм.
– Но займу должность креативного директора «Дискавери»!
Эту должность занимал сам издатель, впрочем, не особо уделявший внимание новым трендам и продвижению бренда, пусть старинного и раскрученного, но несколько запылившегося и широкой публикой игнорировавшегося.
Издатель кашлянул и сказал:
– Ну, эта должность уже занята…
Ну да, им самим.
– Я в курсе. Но, как и любая должность, она ведь может вдруг сделаться вакантной, не так ли?
Издатель вздохнул:
– Речь может идти только о срочном договоре, например, на два года…
Анжела так и знала, что он клюнет. Хотел обвести ее вокруг пальца, а в итоге она сама заманила его в свои сети.
– Нет, о бессрочном. С увольнением только в том случае, если за это проголосует не меньше двух третей акционеров.
То есть к своим голосам издателю, чтобы сковырнуть ее, потребуется еще почти столько же, а собрать их крайне малореально.
– Ну, это же поистине диктаторские полномочия!
Анжела мило улыбнулась:
– То есть вы хотите сказать, как у вас?
В итоге он согласился на все ее условия, и Анжела стала креативным редактором «Дискавери» не только фактически, но и вполне практически определяя редакционную политику.
Остаток года одиннадцатого, весь двенадцатый и отчасти тринадцатый были годами трансформаций: и в журнале, который подвергся значительным изменениям, все больше ориентируясь на интернет-аудиторию, и в личной жизни Анжелы.
Она отлично знала, что Ванька был влюблен в нее все это время. Она относилась к нему с нежностью, как к брату – он ведь и был ее братом, пусть и не по крови.
Потому что по крови у нее был только один брат: Никитка.
Она любила Ваньку, но представить, что он станет ее любовником, более того, мужем, Анжела была решительно не в состоянии.
