– Ты можешь жить у нас сколько хочешь! Ты ведь подруга нашего Вали!
Подруга, которая втянула его в дело, стоившее ему жизни.
Ему и Демидычу.
Прокашлявшись, отец Вали важно заявил:
– И мы говорили с органами опеки, ты же несовершеннолетняя. Маму ты потеряла, как и мы потеряли нашего сына. Твой братик…
Он замялся, и жена переняла эстафету.
– Ну, не будем об этом, Гена. В общем, тебе или в детдом, или в семью! И мы хотим тебя удочерить!
Отец же добавил:
– Ты будешь нам вместо Вали!
Анжела осталась у них жить, хотя чувствовала, что это неправильно. Родители Вали цеплялись за последнюю соломинку: она была подругой их сына, который умер.
Значит, если удочерить ее, то это будет связь с погибшим ребенком.
Ну или что-то в подобном духе.
Она была для них чужая – и они были для нее чужие.
Но Анжела согласилась: ей ведь элементарно некуда было идти.
Да и в детдом не хотелось, хотя бы потому, что у нее в городе были еще дела.
Найти убийц.
Вальки. Демидыча. Мамы.
И отыскать Никитку.
Валя номер два, он же главгопник, виделся с ней каждый день.
Конечно, это был другой Валя, и его она уж точно не любила, но с ним было так…
Спокойно.
– Значит, так, – объявил ей Валя номер два. – Думаю, нам надо сделать то, что собирались и до всей бучи: прижать к ногтю младшенького Зайца.
Его они выловили около «качалки», откуда тот, свежий и разгоряченный, с большой сумкой и уже попыхивая после спортивных нагрузок сигареткой, вышел вразвалочку.
И оказался припечатанным к стене под аркой Валькой номер два.
– Слышь, паря, сигаретки не найдется? – спросил он тоном, как умеет спрашивать только главгопник, и Заяц полез дрожащей рукой в карман, откуда выпала пачка дорогих сигарет.
– Вот-вот, берите…
Отшвырнув ногой пачку, Валя номер два щелчком выбил у парня сигаретку изо рта и продолжил:
– Щедрый ты какой! Хочешь попасть в реанимацию?
Тот испуганно закачал головой.
– Ну, тогда расскажи нам все, что знаешь о похищении мальчика!
Нацик заныл:
– Да знаешь, кто у меня батя? Он тебя в порошок сотрет!
Валя номер два логично заметил:
– Но если я тебя самого до этого в порошок сотру, какая тебе от этого польза? Ладно, значит, в реанимацию хочешь…
Заяц затараторил:
– Ну, хотели мы какого-нибудь черномазого ребенка похитить, шухер навести. Ничего бы мы ему, конечно, не сделали, зачем нам это? Мы что, изверги? А пусть валят из нашего города! Он только для нас!
Анжела, подошедшая к дрожащему парню, заметила:
– Да вы изверги. Самые настоящие. Белого цвета. И кстати, это мой город тоже.
Ну да, стал ее – после всего случившегося.
– Но мы только хотели, ничего не сделали! Мамой клянусь!
Отчего они все клянутся мамой, а не папой? С учетом того, что покрывал этого оболтуса именно папаша, он должен был клясться как раз им.
– Не ври. Вы же похитили ее брата!
– Никакого ее брата мы не похищали! Мы ребенка кавказцев хотели похитить, а она из Африки…
Анжела поправила:
– Ну, вообще-то из средней полосы, но это для не разбирающихся в географии примерно одно и то же. Ладно, оставь его!
Валя номер два постращал еще младшего Зайца, но тот стоял на своем: хотели ребенка похитить, но так этого и не сделали.
Наконец он отпустил его, и Заяц, прихватив свою сумку, удрал.
– Кажется, не врет.
– Похоже на то. Но если не он и его нацики, то кто?
Вопрос был без ответа.
А на следующий день, когда Анжела вернулась домой (не к себе, а к родителям Вальки, которых она, несмотря на их желание ее удочерить, своими не считала), то заметила на улице массивный черный джип с тонированными стеклами.
Когда она проходила мимо него, дверь джипа открылась, и уже знакомый ей голос произнес:
– Залезайте, Анжела Викторовна, поговорить надо!
«Викторовна» – такое отчество у нее было согласно поддельному свидетельству о рождении.
За рулем джипа находился сам прокурор города, а по совместительству и отец Зойки.
Едва она села, джип тронулся с места.
– Мои самые искренние соболезнования в связи с гибелью вашей матушки, – пропел прокурор, игнорируя красный сигнал светофора. – Да и брат ваш исчез…
Анжела холодно заявила:
– Благодарю за ваши искренние слова! Но вы бы лучше занимались поисками похитителей моего брата, а не меня по городу возили.
– Ну, можем поехать и за город, – предложил прокурор с улыбкой. А затем, дав газу, произнес:
– У вас одна трагедия за другой… Матушку убили и ограбили, братец исчез. Одноклассник и лучший друг сгорел вместе с сумасшедшим стариком…
Анжела отчеканила:
– Ваша дочка на меня ополчилась, вы на нас гопников натравили. Да, так себе лето.
Лето в бабочках.
Прокурор хохотнул:
– Люблю юморных людей! Ну да, Анжела Викторовна. Или не Анжела Викторовна…
Анжела вздрогнула. Ему что-то известно об их прошлой жизни?
Прокурор же продолжал:
– Вы и ваша матушка были дамами с массой загадок. Приезжаете-уезжаете, живете неизвестно на какие средства. Вот и нас собрались покинуть, но не судьба.
– Чего вы хотите? – прервала его излияния Анжела, а прокурор заявил:
– Это вы чего хотите? Вы, Анжела Викторовна, и ваш гоповатый дружок. То в пионерлагере облаву инициируете, то вот к людям на улице пристаете и реанимацией им грозите…
Так и есть, младший Заяц наябедничал. Но почему тогда в джипе сидит не его папаша-мент, а сам прокурор города?
Ну да, все очень просто: они в одной связке, и главный во всей этой шайке-лейке не папаша-Заяц, а папаша Зойки.
Этот обходительный и велеречивый толстяк, который вез ее невесть куда.
А куда, собственно? Анжеле сделалось не по себе.
– Значит, зайчик к вам прискакал и поплакался…
Прокурор усмехнулся:
– Что-то в этом роде! Знаете, Анжела Викторовна, чего я не люблю больше всего?
Анжела на свой страх и риск предположила:
