Совершенно иные.
Главгопник смутился:
– Ну, нет. Ты того, извини, если чего. Не умею я с бабами толком общаться. Стеснительный я, в общем!
Главгопник – и стеснительный? Анжела даже слабо улыбнулась – впервые за все эти дни в больнице.
Кстати, сколько она уже там провела? Этого она не знала.
Тот же продолжал:
– И вообще, этот пожар уж слишком к месту был. Знаешь, такое ведь случайно не происходит!
Каменея, Анжела все же сумела выдавить из себя:
– Это ж был взрыв газового баллона…
Она помнила, о чем говорили пожарники и милиция.
– Да, газ там рванул, это так, но было ли это причиной пожара? Нет, не было! Потому что это был поджог!
Анжела так вцепилась в лавку, что пальцы у нее побелели.
– Поджог? – прохрипела она. – Ты уверен?
Главгопник мрачно кивнул.
– Есть у меня кое-какие связи и в ментовке, и у пожарных. Да, поджог, однако это неофициальная версия, потому что сверху приказано учитывать только одну: несчастный случай и возгорание в результате взрыва газового баллона. То есть никто не виноват, два трупа есть, но что поделать, се ля ви, как говорится…
Анжела хотела знать одно – кто!
Даже не кто устроил поджог, хотя и это тоже: а кто отдал приказ разрабатывать версию о несчастном случае.
– Кто приказал? – прошептала она, и главгопник усмехнулся:
– Товарищ прокурор города!
Ну да, отец Зойки! Но почему?
– Он не хочет… не хочет нового шумного дела, поэтому списывает все на случайность?
– Ну, он ведь может заработать эти, как его, лявры, если раскрутит дело и отыщет виновных, но он явно не горит желанием…
Горит… Как дом Демидыча… В ее мозгу снова вспыхнули картинки той ужасной ночи.
– Лавры, – поправила она автоматически. И тут с интересом взглянула на главгопника.
Имени которого она так и не удосужилась за все это время узнать.
Тот же продолжал:
– Но он кого-то явно покрывает! И сама подумай, кого! Добавлю только, что он в школе учился вместе с зайцем! А потом они вместе элитный дачный кооператив «Овраг» основали.
Ах, ну да, не зайцем, а Зайцем, заместителем начальника городской милиции.
– Значит… – Анжела попыталась мыслить логически. Так же, как это сделал бы Валька, большой любитель классических детективов.
Тех самых, которые он брал для прочтения из личной библиотеки Демидыча.
Библиотеки, которая, как и коллекция фотографий, сгорела вместе с домой.
И с самим Демидычем. И с Валькой.
– Значит, прокурор покрывает Зайца!
Главгопник кивнул:
– Ну да. Они все одна шайка-лейка. Члены одного дачного кооператива под названием «Мафия». Это, как его, коррозия…
– Коррупция.
– Она самая! Только зачем прокурору покрывать Зайца? Из-за того, что тот с ним в одном классе штаны протирал или на даче у оврага шашлычок жарил?
Уж точно нет. Или чтобы оказать Зайцу услугу – и сделать того своим должником, одновременно имея на него компромат.
Или же…
Что бы сказал Валька?
– Они все заодно! И в плане коррупции, и, не исключено, в плане все этой коричневой мерзости, которая творится на задворках города!
Главгопник подтвердил.
– Говорят, что сынок Заяц через своих нациков вербует дебилов, которые потом, со временем, переходят в распоряжение папаши Зайца. Ведь под тем ходит своя собственная ОПГ, и это не для кого не секрет. Мне тоже туда предлагали вступить, но я дурачком прикинулся, что не просекаю, о чем базар, и от меня отстали.
Анжела с интересом посмотрела на главгопника.
– А разве стать крутым бандитом – не твое жизненное кредо?
Тот осклабился:
– Чтобы потом в возрасте не позднее двадцати шести лечь на местном кладбище в первом ряду, под уродливым монументом из черного мрамора, на котором ты сам изображен в полный рост? Нет уж! Лучше уж тогда сразу в адвокаты подаваться – они и гребут не меньше, и живут дольше, и всеми уважаемы, и теми, кто «в законе», и самим законом!
А главгопник был очень даже себе на уме.
– Как тебя зовут? – задала Анжела наконец вопрос, который должна была задать вообще-то уже давно.
Тот, заулыбавшись, ответил:
– Ну, Вэл. Ну, это мои меня так кличут. А вообще Валька!
Так у нее появился Валька – новый Валька.
Когда Анжела вышла из больницы, все похороны уже состоялись: и Вальки, ее первого и единственного Вальки, и Демидыча.
И мамы.
На могиле мамы, скромной и в углу большого кладбища, она побывала с новым Валькой.
Валькой номер два.
Даже к Демидычу наведалась.
А вот Вальку, ее Вальку номер один, она так и не посетила: не смогла.
Заглянула и на пепелище, где, пройдясь по черным, прогоркло пахнущим, развалинам, обнаружила массу рамок с обугленными фотографиями.
Коллекцией Демидыча и работами его первой жены, Ниночки.
Повезло ей отыскать даже одно фото, только закопченное, но не превратившееся в труху.
Это была большая черно-белая бабочка.
Это фото Анжела взяла с собой.
После выписки она вернулась домой к Вальке, хотя это было неверно.
Валька-то умер.
Точнее, судя по всему, был убит.
Как и Демидыч. Как и мама.
Как и Никитка.
И никто из их убийц ни выявлен, ни задержан, ни предан суду, разумеется, не был.
Поэтому она отправилась домой к родителям Вальки.
Те приняли ее крайне радушно, однако Анжела сразу поняла: они еще не осознали всего масштаба горя, которое свалилось на них со смертью их единственного сына.
Стопки книг Демидыча, которые Валька взял у старика для прочтения, так и лежали у кровати ее хахаля.
Обнаружив свое собственное послание Вальке, в котором она изливала ему душу, Анжела скомкала его, а потом, выйдя на балкон, разорвала на мелкие клочки и пустила по ветру.
Так-то лучше.
Лучше?
Нашла она и фотоаппарат, который подарил ей Демидыч – фотоаппарат его первой жены. Она оставила его тогда в комнате Вальки.
А потом Валька умер.
