Не на такси же!
Хотя с Вальки станется.
– Давай завтра после шести утра! – произнесла Анжела.
– Но почему? – продолжал упорствовать Валька, и Анжеле пришлось прибегнуть к запрещенному приему.
– Завтра объясню. Вот прочтешь, приедешь ко мне – и объясню.
Не только к запрещенному, но и к подловатому.
Но зато действенному: Валька тотчас от нее отлип, и не он ее, а она его проводила на автобус.
На прощание – на самом деле на прощание! – она обняла его, да так сильно, что Валька перепугался.
– Эй, да ты мне шею сломаешь! И чего это ты такая стала?
Хотела поцеловать, но это было бы чересчур, он бы тогда точно заподозрил неладное и, еще чего, вскрыл бы ее послание сразу же по возвращении.
– История Демидыча так подействовала, – ответила Анжела. – Ведь он когда с женой своей прощался, уезжая в командировку, не представлял, что больше ее не увидит.
Как и она Вальку. И соответственно, и он ее.
– Ну, это какие времена были! Теперь все иначе, никаких фашистов, ни немецких, ни своих, доморощенных, тут точно нет! Или ты думаешь, кто-то может просто так, безо всякой причины, объявить тебя или меня врагом народа, иностранным агентом или вообще в тюрьму по фантастическому обвинению запихнуть? У нас это невозможно!
Не выдержав, Анжела все же чмокнула Вальку – мимолетно, но зато в губы.
Он оцепенел, а Анжела пояснила:
– Давно хотела сделать это.
Валька же, сняв очки, вдруг сам поцеловал ее – тоже в губы, но совсем не мимолетно. Какие-то бабки на остановке зашикали.
Но на людей, как и на то, что они стоят прямо перед подъехавшим автобусом, мешая из него выйти и войти, подросткам было решительно наплевать.
Оторвавшись от губ Анжелы, Валька заявил:
– И я тоже! Знаешь, я ведь так тебя люблю! Мне точно ехать? Я могу и на следующем…
– На этом! – едва не рыдая, ответила Анжела, и Валька в самый последний момент сумел-таки впихнуться в переполненный автобус, к тому же с массивным, забитым книгами рюкзаком.
Анжела долго провожала автобус глазами, а потом отправилась домой.
Хотя что значит «домой» – на съемную квартиру, где ее наверняка ждала мама.
Было без десяти семь.
Анжела сначала зашла в чужой двор, так как с ужасом поняла, что номера дома, в котором они поселились, не помнит.
Нет, дверь в подъезде была другая.
Когда она наконец отыскала нужный подъезд, то едва не попала под колеса «Волги», которая на всех парах уносилась прочь.
Автомобиль показался ей смутно знакомым. Ах, ну да, кажется, на этом автомобиле парниша, умыкнувший сумку с частью их сокровищ, вчера их сюда и привез.
Поднимаясь по лестнице на пятый этаж, Анжела размышляла о том, что мама наверняка разыскала этого прыткого типка и потребовала вернуть…
Нажитое непосильным трудом, так сказать.
Вот именно – так сказать.
На звонки никто не отвечал, и Анжела решила сначала, что перепутала на этот раз не двор или дом, а этаж и квартиру.
Но нет, именно эта дверь, и коврик соседский тот же – она запомнила.
С бабочками.
Отчего-то именно от этой детали Анжеле стало не по себе – а также от вида не бабочки, а огромного мохнатого ночного мотылька, который вдруг пролетел у нее над головой.
Мама могла выйти в магазин – только зачем? А если вышла, то дома бы остался Никитка, который уже наверняка вернулся со двора.
Тем более что уже был восьмой час – и хоть до вокзала рукой подать, им следовало все же уже туда направиться.
Заслышав внизу голоса, Анжела ощутила, что у нее отлегло от сердца.
Ну да, вот именно – мама же должна сдать квартиру! Наверняка заболталась.
Хотя мама никогда в таких случаях не забалты- валась.
К квартире подошла женщина средних лет, сопровождаемая молодым мужчиной с барсеткой и подростком в яркой кепке.
Обозрев Анжелу, женщина сказала:
– Вы ведь дочка (она взглянула в тетрадку, которая была у нее в руке) Елены Александровны Ивановой?
Анжела кивнула, а женщина продолжила:
– Мы пришли, как и договаривались, в семь, чтобы ключи забрать. Вы ведь уезжаете.
Анжела подтвердила и заметила:
– Мама с минуты на минуту будет здесь, в магазин вышла…
Но минуты шли, а мамы все не было.
Хозяйка квартиры, постепенно теряя терпение, сказала:
– Не люблю непунктуальных. Хотя твоя мама произвела на меня хорошее впечатление: приятная в общении, с детьми, славянской внешности…
Сопровождавший хозяйку квартиры молодой мужчина с барсеткой, все время таращившийся на Анжелу, громко хмыкнул.
– …поэтому и сдала на одну ночь, хотя обычно такого не делаю. Хорошо, что плата заранее внесена! Ну так что, где мама?
Сказать этого Анжела не могла и спросила, который час.
Почти половина восьмого.
И хотя ее мечта о том, чтобы опоздать на поезд, начала исполняться, ей было не по себе.
Где же мама?
– Так, ладно, ждать более не имеет смысла, мы войдем в квартиру и так!
Женщины выудила из сумки, висевшей у нее на локте, большую связку ключей (объектов недвижимости у нее было явно немало), и, перебрав бирки, вставила один из ключей в замочную скважину.
Дверь распахнулась.
– Нет, что это за свинство! – стала она возмущаться, входя в коридор. – Теперь понимаю, что вы решили с мамашей твоей комедию ломать. Она, поди, уже съехала, а тебя оставила мне зубы заговаривать. Вы что тут разлили, краску?
Молодой мужчина с барсеткой шагнул вслед за хозяйкой, а подросток, чуть старше Анжелы, примерно такого же типажа, что и Кирилл (смазливый, наглый и испорченный), взялся за ширинку и показал неприличный жест.
При этом с ехидной ухмылкой взирая Анжеле прямо в глаза.
– Нет, они за уборку платить будут, причем за профессиональную! Вы девчонку-то попридержите, не дайте ей свалить…
Подросток уже заблокировал лестницу, что вела вниз. Анжела показала ему средний палец. Поступать так было вообще-то не ее в правилах, но этот юный хам заслужил.
– Тетя Вера, – раздался голос молодого мужчины, – ты не трогай это. Потому что это не краска.
– Сама вижу, хотя липкое и вонючее. Это что, компот какой-то или варенье?
И дрожащий голос молодого мужчины после долгой паузы добавил:
