— Почему ходите вовремя отбоя?! — заорал он, включая свет.
— Что… кто… — сонно захрипел Егерь, щурясь от яркого света.
Его актерским способностям можно было только позавидовать, он великолепно отыгрывал спящего, которого только что разбудили.
— Семен Семенович, что случилось? — спросил я, тоже делая вид, что уже давно видел девятый сон.
Шмыгаль с подозрением посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Егеря.
— Я видел, что сюда кто-то зашел!
— Здесь никого нет, — ответил я. — Только те, кому положено здесь быть. Можете проверить.
— Но ведь я…
— Может быть, вам показалось? — подхватил Егерь. — Ночью в коридоре выключают свет, темно, перепутали.
Шмыгаль вновь задумался. На его не обезображенном интеллектом лице появилась вдруг нехарактерная для него попытка понять что происходит. Интуиция подсказывала — что-то не то. Но ведь глаза говорили противоположное.
— Ладно, — наконец, после длительных сомнений произнес нехотя он. — Отдыхайте. И не ходите никуда ночью после отбоя — запрещено уставом.
— Так точно, Семен Семенович! — в один голос произнесли мы.
Дверь хлопнула и мы остались одни. Я глянул на Егеря, ожидая от него длинной тирады упрека, но тот отвернулся к стенке и довольно скоро захрапел. Я последовал его примеру.
* * *
Подъем был ранним. Слишком ранним. По коридору раздался оглушительный крик Шмгаля и в первое мгновение я подумал, что он ошпарился кипятком. Но потом понял, что это всего лишь клич на подъем.
Помощники зауряд-поручика открывали двери.
Я поднялся, глянул на Егеря, который поспешно одевался.
— Чего смотришь? — пробубнил тот. — Поторапливайся. А не то весь корпус накажут.
Я оделся.
Нас выстроили в коридоре, повели сначала в уборную, где стояло двадцать умывальников.
— Каждому — по двадцать секунд! — скомандовал Шмыгаль.
Умываться пришлось так быстро, как никогда. Многие не успевали и их отталкивали с зубном пастой во рту.
— Живее, нерасторопные утырки! — рычал Шмыгаль, прохаживаясь между рядами кадет. — Еще быстрей! А если нападение? Вы также будете ковыряться?
После поспешного туалета нас вывели на улицу, на плац.
— Что первое нужно уметь кадету? — спросил Шмыгаль. — Крысеев?
— Стрелять? — ответил тот.
— Неверно! Первое, что должен уметь кадет — это маршировать. Кривой шаг, не в счет и не в ногу, может сбить весь строй. А значит деморализовать его и в конечном итоге уничтожить. Идущий не в такт отряд — это уже не отряд, это толпа, идущая на дискотеку. Поэтому я вас будут учить маршировать. Потом еще спасибо мне скажете.
Он выстроил всех, отдал приказ:
— Шагом-марш!
И мы потопали.
— Саня, привет! — шепнул Иосиф.
Я скосил взгляд. Парень шел на корпус впереди меня, в самом центре.
— Привет! — тихо ответил я.
— Ты как?
— Спать хочу.
— Тоже.
— Четче шаг! — скомандовал Шмыгаль, все больше входя во вкус. — Голову выше! Чего ходите как сонные? Или в карты всю ночь проиграли? Узнаю, кто играл — а я обязательно узнаю, — немедленно отчислю!
— Как расположился? — спросил я.
— Нормально. Я в четыреста восьмом, самая крайняя комната. После нас второкурсники уже живут. Познакомились вчера, нормальнее ребята. Кое в какие тонкости посвятили. Да и новости все рассказали. Слышал? Сегодня ночью кто-то из новичков Пистона обыграл?
Я удивился, но виду не подал.
— И что это за Пистон такой? — осторожно спросил я.
— Ты что?! Это же самый жесткий тип в «Пуле». Игрок, которого еще никто не победил.
— Что-то ты преувеличиваешь. Сам же сказал, что его вчера кто-то победил.
— Вот поэтому это и новость — что непобедимого победили. Мне про него много чего рассказали парни со второго курса. Он вроде, откуда-то с южный регионов и даже наследственный титул есть, но какой именно никто не знает. Говорят, он с Браунами ходит, боярским родом, который обычно связывают со всеми нехорошими делами, которые происходят в Российской Империи. Проституция, наркотики, заказные убийства — обычно они всегда ведут к этому роду. И вот этот Пистон повязан с ними.
— Печатник что ли?
— Не знаю, вряд ли. Говорю же, что титул у него какой-то есть. Вряд ли бы он в печатники к ним пошел. Скорее всего, завязан на каких-то делах с ними. А с учетом того, чем занимаются Брауны, дела эти наверняка темные.
— М-да… — протянул я.
— Так вот, представляешь, кто-то из новичков, кто с нашим потоком пришел, того самого Пистона в пух и прах вчера в карты обыграл! Говорят, крепкий такой парнишка, с черными волосами, чем-то даже, наверное, на тебя… Постой… — Иосиф выпучи глаза. — Пушкин, это ты что ли его осадил в карты?!
— Четче шаг! — заорал Шмыгаль и пришлось на время замолчать. — Выше ногу! Я говорю выше! Нале-во! Маршируем! До вечера будем строем ходить, пока не научитесь, утырки!
— Ты что ли обыграл его? — продолжил Иосиф.
— Ну я, — кивнул я.
— Да ты с ума сошел!
— А что тут такого?
— Ты что, не слышал, что я только что тебе говорил?
— И что? Я должен испугаться?
— Ну вообще то верно, — задумался Иосиф. — Ты Крысу осадил в Школе, который жизни нам не давал. Но Пистоном конечно зря сел.
Я не ответил. В глубине души я и сам понимал, что зря вообще согласился на это, но моя пиратская душа в тот момент была как в тумане. Карты… питаю я к ним слабость, не одну тысячу часов наиграл в них. Вот и бес попутал.
— Иосиф, можешь про этого Пистона аккуратней более подробно узнать?
— Постараюсь.
— Кто там болтает? — рявкнул Шмыгаль. — Пушкин, ты болтаешь?
— Никак нет! — ответил я.
— Выше шаг! Выше!
Маршировали мы еще долго. Казалось не будет этому конца. Когда Шмыгаль дал команду «вольно», все два не попадали на плац.
Шмыгаль, довольный результатом, ходил по ряду, разглядывая замученных кадет.
— Петров! У тебя почему сапоги не чищенные?
— Не успел, зауряд-поручик!
— Сапоги, кадет Петров, надо чистить вечером и одевать утром на свежую голову. А не как вы. Живете как свиньи в берлоге, противно посмотреть! Но ничего, я вас научу жизни.
— Так точно!
— А теперь в столовую!
Мы потопали завтракать.
