Силы были нервы, поэтому мне даже не удалось подняться.
– Чего ты сейчас добиваешься? – наконец спросила я.
– Мне нравится ощущать тепло твоего тела…
– Тебя морозит?
– Нет, просто мурашки по коже.
– Почему?
– Глупенькая, глупенькая девочка, неужели ты ничего не понимаешь?
– А что я должна понимать?
– То, что каждый персонаж в моём мире – это часть меня самого. Даже Элим – это одна из моих сторон.
– Но ты же его ненавидишь?!
– Потому что он хочет… тебя, а я изо всех сил его сдерживаю, чтобы он не натворил глупостей. Но мои личные желания во сне всё чаще совпадают с его… В один прекрасный, но ужасный для тебя момент, я сорвусь.
– Но это же только во сне, а там не страшно… – я немного наклонилась, откинув назад его голову, и поцеловала.
Он облокотил меня на свою правую руку и начал медленно опускаться на кушетку, нависая надо мной. На какое-то время я совсем забыла, что это не сон, и последствия здесь – куда страшнее, чем в мире Германа.
Я шептала его имя, прислушиваясь к тишине коридора, ведь кабинет УЗИ находился в самом дальнем углу клиники. Сюда редко кто-то заглядывал.
Сейчас мне было плевать на всё, только бы находиться рядом с ним, ведь я так соскучилась за эти два дня.
Когда он расстегнул уже четвертую пуговицу на моей рубашке, я опомнилась.
– Стой, – пробормотала я.
– Что? – шепотом спросил он.
– Я не готова… – опершись локтями на кушетку, выговорила я.
– Хорошо, – спокойно согласился он, снова сел, дотянулся до кресла-коляски и с трудом перебрался в неё.
Я встала на ноги, застегнула рубашку, вывезла его в коридор и закрыла дверь, забрав со стола историю болезни.
– Прости, – извинилась я, наклонившись к его уху.
– Всё в порядке, – оправдал он меня.
10.12.
– Чего-то вы долго, – удивился Ваня, когда я ввезла пациента в палату.
Его замечание осталось без комментария. Врать мне не хотелось, ровно как и говорить правду.
– Отведешь его в спортивную комнату? – обратилась я к санитару.
– Конечно, – согласился мой коллега.
Они удалились, а я, сняв ботинки, легла на пустую кровать.
Я мысленно задыхалась. Мне хотелось убежать подальше отсюда. Через лес… Куда-нибудь, лишь бы только заглушить голос своей совести.
10.23.
Я зашла в тренажерку, подключила наушники к телефону, села на скамью.
– Ты будешь тут? – спросил Ваня.
– Да, посижу немного, – ответила я и, включив музыку, прикрыла глаза.
Заиграла великолепная композиция нового, на тот момент, альбома немецкой группы Oomph! – «Weißt du wie viel Sternen stehen?». Я вдруг вздрогнула. Для меня пел будто сам Герман.
«Нет, – подумала я, – просто голос похож!»
Эта песня разбудила во мне нечто, что раньше дремало и находилось на задворках моего сознания. Она разбудила во мне женщину, которая безумно хотела любить и быть любимой.
Я посмотрела на Германа, который усиленно тренировался, чтобы снова начать ходить. Я увидела в нем безграничное желание, стремление встать на ноги и обрести весь этот черно-белый реальный мир, к которому принадлежу я.
11.15.
Я вернулась в палату, а Ваня повез Германа в душ. Ко мне заглянула мама моего подопечного.
– Яна, здравствуй, – произнесла она, зайдя внутрь комнаты №8.
– Здравствуйте, Ольга Павловна. Он сейчас вернется.
– Хорошо.
Она села напротив меня за стол.
– Как он себя чувствует? – беспокоилась она за сына.
– Неплохо. Сегодня делали УЗИ малого таза.
– И как?
– С уверенностью могу сказать, что, когда он выйдет из стен этого заведения, он сможет жениться, и Вы будете бабушкой.
– Жениться? На ком?
– Найдет себе достойную девушку… А что Вас смущает?
– Кто же пойдет замуж за человека, который двадцать лет провел в психиатрических больницах?
– Девушки разные бывают… Вон… Замуж и за инвалидов выходят. А Герман Ваш по всем показателям не псих даже.
– Ну да… – она грустно смотрела на меня. – А то, что ты мне говорила…
– Что я Вам говорила?
– То, что любишь его…
– Я не отказываюсь от своих слов.
– Так почему бы… Впрочем, я не стану лезть в твою жизнь.
– Нет уж, договаривайте, – заинтересовалась я.
– Почему бы тебе не стать матерью моих внуков?
Я немного опешила.
– Простите? – переспросила я.
– Я зря, наверное, затеяла этот разговор…
– Нет, давайте договорим, – предложила я.
– Видишь ли, – начала она, – я очень долго ничего не знала о судьбе сына. Теперь я хочу, чтобы он стал самым счастливым мужчиной на свете. Я вижу, как он улыбается, когда ты рядом. Я вижу, что он ищет твоего взгляда, ждёт твоего прикосновения. Я вижу, что с тобой он оживает.
Она замолчала и тяжело вздохнула.
– У нас с ним состоялся диалог в пятницу… Мы говорили о тебе. Он сказал, что влюблен.
Я улыбнулась, ведь тогда я слышала их беседу. Но моя собеседница, вероятно, подумала, что моя улыбка вызвана тем, что она сейчас сообщила.
– Извини меня, – говорила она, – но я не понимаю, почему два любящих человека не могут быть вместе.
– Давайте сначала поставим его на ноги.
11.37.
В палату вернулся Герман и Ваня. Я, схватив санитара за руку, оставила мать и сына вдвоем. Им было, о чем поговорить.
Когда мы с Ваней вернулись через час в палату, то увидели угрюмого пациента и его собеседницу в слезах.
Он посмотрел на меня.
– Ты знала? – спросил он.
– Что именно? – удивилась я.
– Про моего отца.
– Да, знала, – подтвердила я.
– Почему ты мне не сказала? – начинал злиться он.
– Я не знала, как тебе это сообщить, – оправдалась я.
– Не знала? – он развернул коляску и подъехал ко мне. – Ты ходила, весело улыбалась, устраивала мне здесь сплошные праздники и не думала о том, что на самом деле я потерял отца!
– Прости, – не смогла я выдержать его упрёков.
– Ладно, извини меня, – он взял меня за руку, а я расплакалась, вырвалась и ушла в свой кабинет.
