– И как мне ею стать?
– Во сне – не получится. Думай в реальности.
– Герман! – раздался приятный женский голос.
Он обернулся, а я выглянула из-за его спины.
– О, кто к нам пожаловал! – воскликнул он и приблизился к девушке.
– Знакомься, сестренка, – обратился он ко мне, – это Ангелина. Моя…
– Любовница, – заключила я.
– Своего рода, – ответил он и обнял ее за талию.
– А в реальности она есть? – поинтересовалась я.
– Эмм, нет. Она – плод моей фантазии. Ну, надо же взрослому, половозрелому мужчине как-то коротать ночи.
Он впился губами в её полуобнаженное плечо. Мне стало противно.
– Ладно. Я пошла, – сказала я и направилась в усадьбу.
Герман догнал меня, развернул и встал на колено. В его глазах я прочитала боль отчаяния, пульсирующей кровью на бледных висках бьющейся в его сознании.
– Боже, девочка, сколько ночей я привыкал к тебе? Сколькими мечтами вознаградила меня твоя боль? Сколько снов назад я помог тебе родиться заново? Сколько ночей я навещал тебя? Сколько снов назад ты прокляла меня? Просто скажи мне, что тебе всё это не нужно, и я отпущу твою душу прочь из моего ада!
Герман смотрел мне в глаза, заставляя погружаться в безоговорочное подчинение его воли.
– Послушай, маленькая моя, – с какой-то бесконечной нежностью говорил он, – как только ты станешь взрослой, то я в тот же миг выкину всех этих шалав из своего мира. Я буду только твоим. Только подожди. И, заметь, длительность моих отношений с той же Ангелиной зависит только от тебя.
– Ясно, – равнодушно подытожила я, собираясь снова идти, но он удержал меня.
– Ты понимаешь, что нас ждет? Даже представить себе не можешь, я уверен в этом! Сначала рай, а потом грехопадение! Ад и вечные муки, пойми! Ты готова пройти через осуждение, клевету и прочие общественные мнения, которые повесят на нас ярлыки! – почти кричал он от душевной боли, которая разрывала его изнутри на мелкие куски плоти.
– Я бы умерла за тебя! – спокойно и абсолютно серьезно глядя в его глаза, ответила я.
Он отпустил мою руку, а его испуганный взгляд выдавал его удивление.
– Ты сходишь с ума, малышка… – прошептал он.
– Займись своей дамой, – я презрительно хмыкнула в сторону девушки, стоявшей за его спиной и пошла прочь.
– Я действительно испугался за тебя, когда ты встретилась с волками! – кричал он мне вслед. – Не заезжай больше в лес!
– Спасибо за заботу! – бросила я ему и, обернувшись, увидела, как его обнимает и целует Ангелина.
7.45.
Утро не предвещало ничего хорошего. Я обиделась на Германа и не хотела его видеть. Со стороны это могло показаться бредом, но мы с ним оба знали, что все это происходит между нами на самом деле.
Я надела тапки, прошлепала в ванную комнату, умылась. Выпив кофе и, съев пару бутербродов, я натянула на себя джинсы, белую майку с двумя лямками шириной в пару сантиметров, нашла маленький рюкзак, засунула в него все, что до этого находилось в сумке и, схватив ключи, вышла на лестничную площадку.
9.17.
Когда я подъехала к клинике, по саду прогуливался Ваня вместе с Германом, сидевшим в кресле-каталке.
– Опаздываешь! – улыбаясь, крикнул мне санитар.
Я позвонила в домофон и зашла на территорию.
– Как дела? – заинтересованно спросила я у Вани, не глядя на пациента.
– У Германа? Все хорошо.
– Да нет. У тебя как? Он-то здесь при чем?
Мой подопечный удивленно посмотрел на меня, потом помрачнел и отвернулся. (Я все это наблюдала боковым зрением, пока доставала из рюкзака телефон).
– У меня все хорошо, – ответил мне Ваня, – вчера вечером с Настей целый час по телефону разговаривали.
– Молодцы. Я рада за вас.
– У тебя как?
Я посмотрела на Германа.
– Нормально, – сухо ответила я.
Санитар кивнул в сторону пациента, который сидел к нему спиной и не видел его жестов, словно спрашивая: «Он что ли виноват?»
– Отчасти, – сказала я и направилась в клинику.
Я зашла в сестринскую и попросила у медсестры костюм персонала. Она протянула мне аккуратно сложенный сверток. Я поблагодарила и ушла в свой кабинет.
9.31.
Я надела халат. Его рукава доходили мне до пястья. Он имел воротник-стоечку. Я застегнула его прямо до шеи.
Он видел меня в майке, которая обтягивала талию, грудь. Чуть выше верхнего края виднелся кусочек бюстгальтера. Все было достаточно откровенно, а теперь я закрыла все, что могла. Пусть побесится, Ангелины ведь рядом не будет, пока он бодрствует!
9.42.
Я взяла историю болезни Германа, спустилась вниз, закрепила волосы в пучок и зашла в палату.
– Температуру сегодня мерили? – спросила я у санитара.
– Да, – удивленно ответил он.
– Сколько?
– 36,7.
Я записала эти цифры в его историю и продолжила опрос.
– Боли какой-либо локализации были?
Ваня подошел ко мне.
– Ян, что случилось?
– Ничего. Я просто поняла, что и Филин, и Еремеев были правы. Нестандартный человеческий подход к пациенту – ни к чему хорошему не приведет. Назначу ему стандартную терапию – аминазин, метофеназат и еще что-нибудь для разнообразия. Я же все-таки врач и должна использовать традиционную медицину.
– С тобой точно все хорошо?
– Нет, Вань, все плохо. А знаешь почему?
– Почему?
Я села на край кровати Германа и сложила руки перед собой. Голова опустилась на грудь, и я тяжело вздохнула.
– Знаешь, как тяжело, когда тебя предает человек, которому ты только что начал искренно верить?
– Кто же этот урод? – возмутился санитар.
– Тот, кто так поступил, уже все понял.
Я почувствовала легкое прикосновение пальцев чуть выше поясницы. Это был Герман.
– Не трогай меня, пожалуйста, – бессильно попросила я.
– Ян, может пересмотришь позицию?
– Потом поговорим.
Да, наверное, нет ничего хуже обиженной женщины, особенно, когда у нее есть власть над мужчиной. У меня она была.
10.02.
Я позвонила знакомому логопеду – Логинову Максиму Анатольевичу. Мы с ним вместе учились в школе, только он был старше меня на три года.
Он обещал подъехать к одиннадцати часам.
Я назначила пациенту на сегодня УЗИ щитовидной железы, ЭХОКГ, а на завтра – брюшной полости и малого таза, поскольку сегодня он уже завтракал.
