– Лина.
Попытался пошевелиться. Не получилось.
Лина посмотрела на меня. Посмотрела на свои ладони, на пристегнутый испачканный кровью ремень. На ее лице застыло недоумение. Шок. Кажется, она не понимала, что произошло.
– Лина…
Я почувствовал, как теряю сознание. В стороне просигналил грузовик. Помню тот мощный гудок. Его протяжный несмолкающий траурный вой. Он разносился на километры по округе. Я слышал его, он сливался со звоном в ушах.
Легковушка сделала последние пол-оборота и замерла на боку. Зашипела, заскрипела. Дым. Я помню тот дым. Запах дыма и паленой кожи. Мне его не забыть ни-когда.
(Сократить минимум вдвое. Добавить трагизма, для придания достоверности уточнить регистрационные знаки грузовика, Рами такое любит.)»
На полях был записан адрес мужчины, чью историю собирался использовать Арт.
Рамуте закрыла папку. Ей еще сильнее захотелось поговорить с Никитой. Она проверила телефон – нет пропущенных вызовов. Ей было нужно поговорить. Сейчас же. С кем-нибудь. Хоть пять минут, хоть минуту. С кем угодно, только не с Робертом. Нужно поделиться эмоциями. Но ни друзей, ни подруг.
Юргис? Тогда Никита точно не простит. Она вспомнила о Федоре, но у нее не было его номера телефона.
Глава 18
– Добрый вечер.
– Да. Вы к кому?
На пороге Рамуте встречала добродушная старушка. Цветастый фартук со следами муки, прихватка, а самое главное, запах, доносящийся из квартиры, говорили о том, что женщина готовила печенье.
– Я ищу Руслана. Он здесь живет?
– Да. Проходите. Только он сейчас спит.
Рамуте не удержалась и приехала по указанному адресу познакомиться с героем статьи Арта.
– У него режим, до приема лекарств должно поспать два часа. Вы проходите. Через двадцать минут зазвонит будильник. Проходите-проходите, я как раз пеку печенье.
Рамуте прошла на кухню. Из громко работающего телевизора некто Леонсиу красочно признавался в любви некой Кончитте.
– Меня зовут Рамуте, я журналистка, работаю на радио. Хотела поговорить с Русланом, задать ему несколько вопросов.
– Я догадалась, что журналистка. Ваши приходили уже. В прошлом месяце. Статью пишут. Такое горе, и все одному человеку. Божечки-боже. Пресвятая Дева Мария! – Старушка выпрямилась, поправила фартук: – Антонина Васильевна. – Она обтерла о полотенце руку и протянула ее Рамуте.
– Очень приятно. Антонина Васильевна, может, пока Руслан отдыхает, вы мне о нем расскажете немного?
– Конечно. Угощайтесь и спрашивайте.
Она налила чай, пододвинула корзинку с выпечкой и без всяких вопросов принялась рассказывать о Руслане и о том, как ей жаль несчастного мужчину.
– Такой молодой. Жить да жить. И на тебе. Божечки-боже, пресвятая Дева Мария.
Рамуте развернула бумаги Арта и достала карандаш.
– А кем вы приходитесь Руслану?
– Никем, деточка. Соседка. Присматриваю вот. Мне же не тяжело. Он мне как сыночек. Да и вместе веселее.
– А его семья?
– Так нет у него никого. Один остался.
– Жена погибла в той аварии?
– Линка? Нет. Пожила около года с нами, а потом пропала. Ушла, вместе с ребеночком. Бросила все. Даже вещи не прибрала. Вона, все в шкафу так и лежит. Но ты, деточка, на нее не сердись. Молодая. Куда оно ей? – Старушка вздохнула. – Пресвятая Дева Мария! Ему уход нужен. Целый день с ним быть, а она что ж. И работать, и дите малое. Нет, ты Линку-то нашу не осуждай. Нормальная она.
Рамуте кивнула.
– А что за лекарства он принимает?
– Ой, сейчас покажу.
Старушка подставила табуретку, забралась на нее, достала с полки целую коробку препаратов. И капли, и таблетки, и ампулы, и мази.
– Ай, ай!
– Что случилось? Антонина Васильевна, вам плохо?
– Ты видала? Леонсиу!
– Что?
– Гадина такая, бросил Кончитту. Пресвятая Дева Мария. А я говорила, что лучше бы она с Педро жила.
С экрана заплаканная Кончитта произнесла любимую фразу Антонины Васильевны: «Пресвятая Дева Мария!» – и умчалась в закат.
– Это все ему? – Рамуте не собиралась обсуждать дурацкий сериал. – Все лекарства?
– Да. Моя коробка там, – старушка кивнула на другую полку с похожим содержимым. – Все ему. Ну не сразу. Помаленьку за день. Эти вот – утром, вторые – в обед. Это сейчас принимать будем, а укол на ночь.
– Ясно.
– И массаж нужен. Вот где мне – трудно. Пальцы уже больные. – Она показала морщинистые ладони. – Трудно жамкать.
Рамуте опять молча кивнула.
– Ну и молитва. Мы с Русланом трижды на дню молимся. Я ему читаю. С божьей помощью поправится.
Зазвенел будильник.
– Пора. – Старушка приготовила мазь и разложила таблетки. – Серия закончилась. Допивай чай, и пойдем будить.
Рамуте сделала глоток чаю, запихнула в рот печенюшку, которая оказалась невероятно вкусной, и пошла за женщиной.
Антонина Васильевна открыла дверь в спальню. Затхлый запах ударил в нос, Рамуте закашлялась. Ей показалось, что в комнате пахло сигаретами, но уточнять, можно ли закурить, не решилась.
– Русланчик. Руслан, просыпайся, мой хороший, к тебе гости. Из журнала. – Она обернулась к Рамуте. – Деточка, ой, а я ж, старая, забыла, как тебя зовут.
– Рамуте.
– Пресвятая Дева Мария, точно. Вот, Русланчик, к тебе гостья Рамуте. Давай, просыпайся, выпьем таблеточку.
На кровати неподвижно лежал мужчина. Худой, бледный. Он открыл глаза и посмотрел на Рамуте.
– Здравствуйте, я хотела побеседовать с вами. Мой коллега Артур интервьюировал вас, но не закончил статью. Я прочла; признаюсь, меня тронула ваша история. Я бы хотела продолжить, чтобы больше людей ее услышали.
Мужчина молчал. Он лишь моргнул и больше никак не отреагировал.
– Слышите меня? Ответите мне на несколько вопросов?
Все повторилось, Руслан снова промолчал.
– Извините, что без предупреждения. Я не вовремя? Помешала? Мне прийти в другой раз?
– Что? Нет, деточка, он же согласился.
– Но он…
– Не ответил?
– Да.
– Руслан парализован. Он не может говорить. Только моргает, пресвятая Дева Мария. Если постарается, может еще подвигать глазами из стороны в сторону. Да, Русланчик?
Мужчина моргнул.
По спине Рамуте пробежал холод.
