И тут меня пронзило родительское чувство. Это упрек себе самому: я недостаточно делаю для своей кокэдамы. Надо в английский кружок, на плавание ее отдать, замучить ее скрипкой или фортепиано. Но, к счастью, она не человек. Ей нужна такая малость: пульверизатор и фитолампа. Неужели я не могу это позволить?
Могу. Должен. Пусть она растет здоровой. Пусть вырастет и потом рассказывает психологу, как я плюнул в нее изо рта – тот единственный раз. Пусть скажет: мы не выбираем, кому нас дарят. Пусть ее лучшим другом будет суккулент на окне в соседней хрущевке. А я просто мужик, который храпит рядом ночью.
Пусть все так. Но я должен сделать для нее все возможное. Для шаламэшеньки моей, кокэдамочки. Чтобы когда какой-нибудь тупой кактус скажет ей «ты приемная», она не промолчит. А просто ёбнет его в колючую рожу.
Придет домой, встанет на подоконник. «Как прошел твой день?» – спрошу я. «Все хорошо…»
И я увижу, что она уже взрослая. И мы снова будем молчать, как в самый первый день. Когда казалось, что мы не умеем разговаривать…
Пульверизатор
Как вы знаете, я ухаживаю за кокэдамой. Купил ей в «Леруа» фитолампу. И еще нужен пульверизатор – окроплять листочки.
Казалось бы, такая простая вещь: опрыскиватель, или брызгалка, или пшикалка. Но нет.
Зашел на «Вайлдберриз» и увидел, что все сложней, чем я думаю. В момент поиска я понял, что чувствуют родители, собирающие первоклассника. Смотришь на вещь и думаешь: как эта какашка может стоить таких денег?!
Я хотел уже купить пшикалку за 300 рублей. Но случилось это – я увидел, что на сайте «Икеи» есть за 59 рублей. Зовут Томат, сделан в Чехии.
И он идеален, как сын маминой подруги. Отзывы на российско-китайские пшикалки такие: развалилось через месяц, через неделю, вы только посмотрите на это барахло. Фотографии отвалившихся рычажков, пружинок. И страшных пластмассовых заусенцев.
В конце концов я плюнул на всё и решил заехать в «Икею». И вот я стою в отделе декора – кругом растения в горшках. Вот и та самая коробка, а в ней – он. Я беру его в руки не могу поверить, что это совершенство стоит 59 рублей. Я держу в руках то, что заслуживает носить гордое имя пульверизатора. Всё остальное рядом с ним – пшикалка.
В этот момент я понимаю, почему Россия так любит санкции. Потому что только санкции могут заставить меня купить российский аналог. Если бы такой пульверизатор сделали в России, то продавали бы не за 59 рублей, а за 3500 – хипстерам. Назывался бы он Pschik-Pschick от бренда Drop-Drop. И статья на «Медузе» «Почему все сходят с ума от российского пульверизатора и что с ним не так?». Комната в клабхаусе «Кто такой и зачем нужен пульверизатор?». Репортаж в новостях Подмосковья: «Не просто пшик!» Автор пульверизатора получает медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. Потом все-таки решают дать третью степень. Ладно.
Два куратора
У каждого из нас есть куратор. Ну или кураторша. А я знаю сразу двух. На их примере я хочу показать вам одну простую и вечную истину.
Недавно в Москве проходил очередной театральный фестиваль. Я даже названия его вспомнить не могу. Там были спектакли, мастер-классы и лекции про все хорошее и традиционное в русском театре. Привезли туда студентов из Крыма, поселили в гостиницу в Измайлове. Спрашиваю одного из студентов: ну вы хоть в Третьяковку пойдете? Исторический музей? Нет, говорит, у нас очень плотная программа. Мастер-классы «Живой театр», «Художественное слово», «Сценический бой». Уходить нельзя: за всем следит баба-куратор. Отпроситься у нее невозможно, контролирует каждый шаг, как Билл Гейтс после чипирования. Сколько, спрашиваю, лет. И сам угадываю: двадцать с небольшим. И здесь память переносит меня на тринадцать лет назад…
…Я учился тогда в Литературном институте. Вызывают меня однажды в отдел международных связей. Там знали, что я дружил со студентами-иностранцами: ирландцами, итальянцами. Валерий, вам, говорят, поручение. Приезжают новые иностранцы – студенты из Украины. Ваша, Валерий, задача их сопровождать. «Добре!»
Через несколько дней познакомился с группой студентов. Кураторка (двадцать с большим), штук шесть девочек и один парень – гарний хлопець. По плану культурной программы я повел их в Театр Российской армии – на спектакль «Севастопольский марш». В спектакле появлялся царь Николай I, император Наполеон III и английская королева. Лично мне этого было достаточно для прекрасного вечера. Плюс музыка Тихона Хренникова и огромный амфитеатр, засаженный солдатами. Я не видел в своей жизни ничего прекрасней! Но украинские студентки по одной засыпали в креслах или просто исчезали из них. Кураторка за этим не следила. Она сидела в кресле рядом со студентом, и чувствовалось, что подлокотник им мешает. Я смотрел на них и понял, для чего существует слово «мацать». Они мацали друг друга. На сцене танцевал кордебалет солдат, покалеченных крымской войной. Кураторка положила студенту руку на ляжку. И сжала. На сцене целовались.
На следующий день мы снова встретились, чтобы пойти в Мавзолей. Я думал, что никто не придет. Но все потерянные вчера девочки явились. Более того, очень радовались нашему походу. «Ленин! Ленин!» – им правда очень хотелось посмотреть на Ильича. Пошли, посмотрели. Потом долго обсуждали увиденное. «Какой он желтенький! Какой маленький! А почему у него перерыв? Он обедает?» Ленин всем очень понравился. Кураторка сказала: Валерий, мы скоро уедем, но мы в таком восторге, что хотим вас отблагодарить. Они пригласили меня на ужин.
В назначенное время я сидел в общежитии в наглаженной рубашке. Мне обещали позвонить. Но звонка все не было… Я стоял у окна и смотрел на деревья, как вдруг увидел – кураторка со студентом куда-то идут, потом за ней студентки. Звонка нет… На следующий день написали: ах, извините, Валерий, планы срочно изменились, но у нас для вас подарок, мы вам позвоним. И снова звонка не было. Потом они просто улетели…
О чем же эта история? О том, что украинские студенты неблагодарные? Совсем нет. Вы дочитали до самого важного момента. В тот день, когда мы шли смотреть Ленина, я зашел за своей группой в гостиницу при общаге. В коридоре уже стояли все бабоньки-студентки. Накрашенные, подвитые, красивые. Но кураторки и студента не было. Я постучал в дверь кураторки, они приоткрыла, извинилась за опоздание, ей буквально пару минут волосы уложить. Закрыла дверь, но та снова открылась из-за порыва ветра. Этого хватило, чтобы я поймал отражение в зеркале. Студент натягивал брюки. Вы уже давно догадались: у кураторки и студента был секс. Все это время, везде, где можно. И нельзя. Ей было под тридцать, ему – едва за двадцать. Он был рослый, с сильными ногами, большой жопой. Она была низкой, крепкой, чернобровая-черноглазая. Как уследить им за временем? За обещаниями? За подарками? Их интересовал секс и Ленин.
И вот я снова возвращаюсь к театральному фестивалю в Москве. Ни шага в сторону, все по расписанию. Никакого секса. Головная боль не причина не посещать мастер-класс. Только сильный кашель, температура, потеря запаха. Но лучше всего – агония.
