Врач тут же разворачивается и идет к дверям, но тут наконец выходит из уборной Артем. Волосы влажные, глаза счастливо блестят. В руках он держит ирригатор и полотенце.
– О, вот ты где. Ну, давай, выздоравливай. Выписку я отдал твоей жене, – указывает врач на меня и уходит.
Я густо краснею. Боюсь даже взглянуть на маму Артема. Вижу только, как расплывается он сам, радостный такой, будто только что джекпот сорвал. Слышу шепот Ксюши: «Мама, а Тёма женился на этой тете?» и готова сквозь землю провалиться.
– Оу, Тёмка, наш пострел везде поспел? – со смехом говорит его отец.
– Ну а чего тянуть? – беззаботно отвечает Артем, словно не видит шока у всех остальных присутствующих. Подходит ко мне и приобнимает за талию.
Случайно бросаю взгляд на Лену Свиридову – а на ней лица просто нет. И в следующую секунду она выбегает из палаты.
Какая-то комедия положений! Артему, конечно, что с гуся вода, и папа его потешается, но Свиридову мне все равно чисто по-человечески жалко. Ну а перед ошарашенной мамой хочется сквозь пол провалиться.
– Понимаете, – нахожу своим долгом объясниться перед ней. – Когда я сюда привезла Артема, ну в то утро… мне бы не сообщили иначе, как он, что с ним. А я волновалась. Поэтому пошла на такую… уловку.
– Понимаю, – кивает мама и сдержанно мне улыбается.
– Ничего не знаем, – усмехается Эдуард, – назвался груздем – полезай в кузов. Да, Тёмка?
Потом он поворачивается к маме и сестре Артема и говорит:
– Ну что, раз Тёмка сейчас не с нами поедет, идем тогда? – и, взглянув на меня насмешливо, снова подкалывает: – Оставим молодоженов наедине.
Меня еще больше заливает краской. А он, подхватив дочь на руки, подмигивает то ли мне, то ли Артему, то ли нам обоим, и выходит из палаты.
– До свидания, – говорит мне мама с вежливой улыбкой. Обнимает сына, целует и шепчет на ухо: – Позвони потом.
– У тебя всегда такой папа? – спрашиваю Артема, когда наконец остаемся одни. – Веселый…?
– Не всегда, – улыбается Артем, – но подстебнуть – это он любит, да. Меня, в основном. Ну, не зло. Мы с ним обычно рже… смеемся. Слышала бы ты, как он вчера мою дикцию стебал.
– Интересные у вас отношения. Как будто вы не отец и сын, а друзья или братья.
Артем пожимает плечами.
– Иди ко мне.
Обняв, касается губами макушки.
– Привет, а то я даже не поздоровался с тобой нормально.
– Да уж… мне кажется, я твоей маме не понравилась.
– Это не так. Она просто растерялась. Вот увидишь, вы подружитесь.
С минуту он еще прижимает меня к себе, потом убирает руки.
– Ну что, идём? – спрашивает с улыбкой и натягивает крутку. Потом бодро подхватывает сумки.
Пока едем – всё прекрасно. Он с меня глаз не сводит всю дорогу, а я не могу сдержать улыбку. Но дома на меня опять вдруг нападает неловкость. Я, конечно, вида не показываю. Но как-то даже не знаю, что нам делать. Так бы чай предложила, но у него сейчас свой рацион и питание через трубочку, и при мне он категорически не пьет.
Однако Артем, замечаю, чувствует себя вполне уютно. Сваливает свои сумки в прихожей, осматривается недолго, а потом говорит:
– В душ можно? Хочу смыть с себя больничный дух.
Я выдаю ему чистое полотенце и его же одежду, которую мне тогда отдали в больнице. Я, естественно, все выстирала и отгладила. И он это не оставляет без внимания. Цедит довольный:
– Ууу, спасибо!
А дальше… дальше история повторяется. Артем выходит из душа в полотенце вокруг бедер и сразу же льнет ко мне. Притягивает, вжимается. Целует совсем слегка, больше водит губами по коже, но руки его нетерпеливы. И вот уже взгляд затуманен, а дыхание прерывисто. А у меня и самой по телу разливается тягучая истома.
Он ведет меня в спальню – помнит дорогу. Стягивает с меня одежду, сбрасывает с себя полотенце. И снова прижимается ко мне – кожей к коже. Я вдыхаю жар его тела. Чувствую его возбуждение, пропускаю руку между нами. Касаюсь его там, сама. Обхватив ладонью, оглаживаю ствол, и у Артема вырывается сдавленный стон, а по телу пробегает дрожь нетерпения, которая тотчас передается мне и закручивается спиралью внизу живота. Он тянет меня на кровать. Сам нависает сверху, на секунду замирает перед тем, как войти, и смотрит в глаза так, будто для него больше нет никого на всем свете. В его взгляде я вижу не только страсть, не только жгучее желание, но и такую пронзительную нежность, что у меня самой в груди всё сжимается…
Потом, когда мы лежим с ним, обнявшись, на сбитых простынях, возникает ощущение, что всё это уже было. Что это будто второй шанс для нас обоих.
Дыхание постепенно выравнивается, но тело ещё сладко млеет. И хочется продлить этот миг как можно дольше.
– Фотки с мужем больше нет, – вдруг говорит Артем и обнимает меня чуть крепче.
Я действительно выбросила наш с Марком снимок ещё тогда.
– Так и мужа тоже больше нет.
– Это пока.
Намек его я понимаю и улыбаюсь. Потом, закусив губу, несколько секунд размышляю и все же говорю:
– Я должна тебе кое-в-чем признаться.
Чувствую, как он тотчас напрягается. Но спрашивает:
– Мм?
– Помнишь, мы поссорились в мой день рождения?
– Ещё б не помнить.
– Я хочу объяснить, что тогда случилось. Мне стыдно, но… – я закрываю глаза. И зачем я только затеяла этот разговор? Кто меня за язык тянул?
– Ну же? А то я уже нервничаю.
Артем приподнимается на локте, заглядывает мне в лицо. Я выдыхаю и выпаливаю:
– Я тогда подслушала твой разговор. По телефону. Не специально! Просто вышла из ванной, а из комнаты доносилось… И ты там про меня рассказывал. Мол, что всё получилось. И ты был на высоте. И что-то еще про мои фотки… В общем, я решила, что ты… с кем-то из друзей… Ещё сплетни эти…
Я скашиваю на него глаза.
– Я не знала, что это твой папа. Да я не представляла просто, что можно с отцом говорить вот так.
Он смотрит на меня, а в лице его смятение.
– А почему ты меня просто не спросила?
Я пожимаю плечами.
– А всё остальное ты мне просто назло сказала?
– Да, – вздыхаю я.
Он откидывается. И цедит приглушенно:
– Блин! О, Лера… Капец… Что ж ты… Я в тот вечер чуть не сдох… Вообще не понимал…
– Ты обиделся? Рассердился?
Он пару секунд многозначительно молчит, потом снова приподнимается на локте, надо мной.
– Ужасно, – говорит. Но я вижу – глаза у него смеются. – Жажду искупления…
